какъ конкретное объективное понятіе. Отнынѣ его опредѣленность и его простое различеніе имѣетъ въ немъ самомъ опредѣленность внѣшности, и его простое единство есть тѣмъ самымъ единство, отталкивающее себя отъ самого себя и тѣмъ самымъ сохраняющееся. Поэтому цѣль есть субъективное понятіе, въ смыслѣ существеннаго стремленія и побужденія положитъ себя внѣшнимъ образомъ. Тѣмъ самымъ она избавлена отъ погибели. Она не есть ни самообнаруживающаяся сила, ни нѣкоторая субстанція и причина, проявляющая себя въ акциденціяхъ и дѣйствіяхъ.
Сила есть лишь нѣчто отвлеченно-внутреннее, пока она не обнаружила себя; иначе сказать, она имѣетъ существованіе лишь въ томъ обнаруженіи, къ которому она должна быть возбуждена. То же справедливо о причинѣ и субстанціи; такъ какъ онѣ имѣютъ дѣйствительность лишь въ акциденціяхъ и въ дѣйствіи, то ихъ дѣятельность есть переходъ, противъ котораго онѣ не сохраняютъ своей свободы. Правда цѣль можетъ также быть опредѣлена, какъ сила и причина, но эти выраженія сохраняютъ здѣсь лишь небольшую часть своего значенія; если они высказываются о ней по своей истинѣ, то это можетъ быть сдѣлано лишь такимъ способомъ, который снимаетъ ихъ понятіе; она есть нѣкоторая сила, которая сама возбуждаетъ себя къ обнаруженію, нѣкоторая причина, которая есть причина самой себя, или дѣйствіе которой есть непосредственно причина.
Если цѣлесообразное приписывается нѣкоторому разсудку, какъ было упомянуто выше, то при этомъ принимается во вниманіе опредѣленность содержанія. Но послѣднее должно быть вообще понимаемо, какъ разумное въ своемъ осуществленіи. Оно потому обнаруживаетъ разумность, что оно есть конкретное понятіе, удерживающее объективное различеніе въ своемъ абсолютномъ единствѣ. Поэтому оно есть по существу умозаключеніе въ немъ самомъ. Оно есть равное себѣ общее, и именно какъ содержащее отталкивающую себя отъ себя отрицательность, ближайшимъ образомъ оно есть общая и тѣмъ самымъ еще неопредѣленная дѣятельность; но такъ какъ послѣдняя есть отрицательное отношеніе къ себѣ самой, то она непосредственно опредѣляетъ себя и сообщаетъ себѣ моментъ частности, который, какъ равнымъ образомъ рефлектированная въ себя полнота формы, есть содержаніе въ противоположность къ положенному различенію формы. Также непосредственно эта отрицательность черезъ свое отношеніе къ самой себѣ есть абсолютная рефлексія формы въ себя и единичность. Съ одной стороны, эта рефлексія есть внутренняя общность субъекта, а съ другой стороны — рефлексія во внѣ; и тѣмъ самымъ цѣль есть еще нѣчто субъективное, и дѣятельность ея направлена къ внѣшней объективности.
А именно цѣль есть въ объективности возвратившееся къ себѣ самому понятіе; опредѣленность, которую она даетъ себѣ въ ней, есть опредѣленность объективнаго безразличія и внѣшности опредѣленія; ея отталкивающая себя отъ себя отрицательность поэтому такова, что моменты ея, поскольку они суть лишь опредѣленія самого понятія, имѣютъ также форму взаимнаго объективнаго безразличія. Въ формальномъ сужденіи субъектъ и предикатъ
как конкретное объективное понятие. Отныне его определенность и его простое различение имеет в нём самом определенность внешности, и его простое единство есть тем самым единство, отталкивающее себя от самого себя и тем самым сохраняющееся. Поэтому цель есть субъективное понятие, в смысле существенного стремления и побуждения положит себя внешним образом. Тем самым она избавлена от погибели. Она не есть ни самообнаруживающаяся сила, ни некоторая субстанция и причина, проявляющая себя в акциденциях и действиях.
Сила есть лишь нечто отвлеченно-внутреннее, пока она не обнаружила себя; иначе сказать, она имеет существование лишь в том обнаружении, к которому она должна быть возбуждена. То же справедливо о причине и субстанции; так как они имеют действительность лишь в акциденциях и в действии, то их деятельность есть переход, против которого они не сохраняют своей свободы. Правда цель может также быть определена, как сила и причина, но эти выражения сохраняют здесь лишь небольшую часть своего значения; если они высказываются о ней по своей истине, то это может быть сделано лишь таким способом, который снимает их понятие; она есть некоторая сила, которая сама возбуждает себя к обнаружению, некоторая причина, которая есть причина самой себя, или действие которой есть непосредственно причина.
Если целесообразное приписывается некоторому рассудку, как было упомянуто выше, то при этом принимается во внимание определенность содержания. Но последнее должно быть вообще понимаемо, как разумное в своем осуществлении. Оно потому обнаруживает разумность, что оно есть конкретное понятие, удерживающее объективное различение в своем абсолютном единстве. Поэтому оно есть по существу умозаключение в нём самом. Оно есть равное себе общее, и именно как содержащее отталкивающую себя от себя отрицательность, ближайшим образом оно есть общая и тем самым еще неопределенная деятельность; но так как последняя есть отрицательное отношение к себе самой, то она непосредственно определяет себя и сообщает себе момент частности, который, как равным образом рефлектированная в себя полнота формы, есть содержание в противоположность к положенному различению формы. Также непосредственно эта отрицательность через свое отношение к самой себе есть абсолютная рефлексия формы в себя и единичность. С одной стороны, эта рефлексия есть внутренняя общность субъекта, а с другой стороны — рефлексия во вне; и тем самым цель есть еще нечто субъективное, и деятельность её направлена к внешней объективности.
А именно цель есть в объективности возвратившееся к себе самому понятие; определенность, которую она дает себе в ней, есть определенность объективного безразличия и внешности определения; её отталкивающая себя от себя отрицательность поэтому такова, что моменты её, поскольку они суть лишь определения самого понятия, имеют также форму взаимного объективного безразличия. В формальном суждении субъект и предикат
