же отношеніе господина къ вещи, напротивъ, становится благодаря этому посредничеству раба чистымъ ея отрицаніемъ или пользованіемъ ею; то, что не удавалось желанію, удается теперь господину, который стремится овладѣть вещью и найти удовлетвореніе въ пользованіи. Желаніе не достигало этого благодаря самостоятельности вещи; господинъ же, поставившій раба между собою и ею, встрѣчается, такимъ образомъ, только съ зависимой стороною вещи и пользуется ею цѣликомъ; самостоятельную же ея сторону онъ предоставляетъ рабу, который ее и обрабатываетъ.
Въ обоихъ этихъ моментахъ для господина возникаетъ его признанность другимъ сознаніемъ, потому что это другое въ обоихъ моментахъ утверждается какъ несущественное. Одинъ разъ оно проявляется въ обработкѣ вещи, другой — въ зависи • мости отъ опредѣленнаго наличнаго бытія, и въ обоихъ случаяхъ оно не можетъ стать владыкой надъ бытіемъ я достичь его абсолютнаго отрицанія. Здѣсь такимъ образомъ налицо тотъ моментъ признанности, когда другое сознаніе снимаетъ себя какъ бытіе для себя и тѣмъ самымъ само продѣлываетъ то, что первое продѣлываетъ противъ него. Налицо оказывается и второй моментъ, въ которомъ дѣланіе другого есть собственное дѣланіе перваго, такъ какъ то, что дѣлаетъ рабъ, является собственно дѣланіемъ господина. Сущностью господина вляется только бытіе для себя, онъ есть чисто отрицательная сила, для которой вещь есть ничто, и такимъ образомъ въ этомъ отношеніи онъ ио существу является чистымъ дѣланіемъ; рабъ же является не чистымъ дѣланіемъ, а дѣланіемъ несущественнымъ. Но для признанности въ собственномъ смыслѣ не хватаетъ того момента, чтобы дѣланіе господина, направленное на другого, было направлено имъ вмѣстѣ съ тѣмъ и на себя, дѣланіе раба, направленное на себя, было бы направлено и на другого. Отсюда возникаетъ признанность односторонняя и неравная.
Несущественное сознаніе раба является тутъ для господина предметомъ, составляющимъ истину его собственной достовѣрности. Но теперь ясно, что этотъ предметъ не соотвѣтствуетъ своему понятію, а оказывается, что въ томъ, въ чемъ господинъ нашелъ свое завершеніе, для него возникло нѣчто совершенно иное, чѣмъ самостоятельное сознаніе. Передъ господиномъ присутствуетъ не самостоятельное сознаніе, а сознаніе зависимое; онъ увѣренъ, такимъ образомъ, не въ бытіи для себя, какъ въ истинѣ, а истиной для него является несущественное сознаніе съ его несущественнымъ дѣланіемъ.
Итакъ, истиной самостоятельнаго сознанія является рабское сознаніе. Правда, послѣднее является сначала внѣ себя, а не какъ истина самосознанія. Но если оказалось, что сущность господства обратна тому, чѣмъ оно хочетъ быть, то и рабство въ своемъ окончательномъ результатѣ становится противоположностью тому, чѣмъ оно является непосредственно; будучи оттѣспено въ себя, это сознаніе возвращается къ себѣ и обращается къ истинной самостоятельности.
[(Ь) Страхъ]. Мы видѣли, что представляетъ рабство въ его отношеніи къ господству. Но оно есть самосознаніе, и нужно поэтому изслѣдовать, что оно есть самовъ себѣ и для себя. Сначала сущностью рабства является господинъ; такимъ образомъ, истиной рабства является самостоятельное для себя существующее сознаніе, истиной, которая, однако, существуетъ для него, но еще не въ немъ.
же отношение господина к вещи, напротив, становится благодаря этому посредничеству раба чистым её отрицанием или пользованием ею; то, что не удавалось желанию, удается теперь господину, который стремится овладеть вещью и найти удовлетворение в пользовании. Желание не достигало этого благодаря самостоятельности вещи; господин же, поставивший раба между собою и ею, встречается, таким образом, только с зависимой стороною вещи и пользуется ею целиком; самостоятельную же её сторону он предоставляет рабу, который ее и обрабатывает.
В обоих этих моментах для господина возникает его признанность другим сознанием, потому что это другое в обоих моментах утверждается как несущественное. Один раз оно проявляется в обработке вещи, другой — в зависи • мости от определенного наличного бытия, и в обоих случаях оно не может стать владыкой над бытием я достичь его абсолютного отрицания. Здесь таким образом налицо тот момент признанности, когда другое сознание снимает себя как бытие для себя и тем самым само проделывает то, что первое проделывает против него. Налицо оказывается и второй момент, в котором делание другого есть собственное делание первого, так как то, что делает раб, является собственно деланием господина. Сущностью господина вляется только бытие для себя, он есть чисто отрицательная сила, для которой вещь есть ничто, и таким образом в этом отношении он ио существу является чистым деланием; раб же является не чистым деланием, а деланием несущественным. Но для признанности в собственном смысле не хватает того момента, чтобы делание господина, направленное на другого, было направлено им вместе с тем и на себя, делание раба, направленное на себя, было бы направлено и на другого. Отсюда возникает признанность односторонняя и неравная.
Несущественное сознание раба является тут для господина предметом, составляющим истину его собственной достоверности. Но теперь ясно, что этот предмет не соответствует своему понятию, а оказывается, что в том, в чём господин нашел свое завершение, для него возникло нечто совершенно иное, чем самостоятельное сознание. Перед господином присутствует не самостоятельное сознание, а сознание зависимое; он уверен, таким образом, не в бытии для себя, как в истине, а истиной для него является несущественное сознание с его несущественным деланием.
Итак, истиной самостоятельного сознания является рабское сознание. Правда, последнее является сначала вне себя, а не как истина самосознания. Но если оказалось, что сущность господства обратна тому, чем оно хочет быть, то и рабство в своем окончательном результате становится противоположностью тому, чем оно является непосредственно; будучи оттеспено в себя, это сознание возвращается к себе и обращается к истинной самостоятельности.
[(Ь) Страх]. Мы видели, что представляет рабство в его отношении к господству. Но оно есть самосознание, и нужно поэтому исследовать, что оно есть самов себе и для себя. Сначала сущностью рабства является господин; таким образом, истиной рабства является самостоятельное для себя существующее сознание, истиной, которая, однако, существует для него, но еще не в нём.
