Сущностью этого врага, напротивъ, является не бытіе въ себѣ, а и н дидуальность; его сила, слѣдовательно, въ отрицательномъ принципѣ, для котораго ничто не постоянно и не абсолютно свято, но который можетъ рисковать и перенести утрату всѣхъ и каждаго. Поэтому побѣда ему обезпечена какъ въ немъ самомъ, такъ и противорѣчіемъ, въ которое попадаетъ его противникъ. То, что для добродѣтели есть въ себѣ, обычному теченію жизни является только для него, оно свободно отъ каждаго момента, который для нея твердъ и которымъ она связана. Оно обладаетъ такимъ моментомъ потому, что онъ для обычнаго.теченія жизни служитъ только какъ моментъ, который оно можетъ своею властью снять или оставить пребывающимъ, а вмѣстѣ съ нимъ оно держитъ въ своей власти и укрѣпившагося въ немъ рыцаря добродѣтели. Послѣдній не можетъ сбросить этотъ моментъ, какъ накинутый плащъ, и освободиться, покинувъ его, потому что онъ — его неотдѣлимая сущность.
Наконецъ, что касается засады, изъ которой бытіе въ себѣ добра должно хитростью напасть съ тылу на обычное теченіе жизни, то надежда на нее въ себѣ ничтожна. Обычное теченіе жизни есть бодрствующее, увѣренное въ себѣ сознаніе, которое не даетъ подойти къ себѣ сзади, а всегда обращается лицомъ, потому что оно есть сознаніе того, что все существуетъ для него, все передъ нимъ присутствуетъ. Но если доброе въ себѣ существуетъ для своего дірага, то оно находится въ борьбѣ, которую мы видѣли; поскольку это бытіе въ себѣ существуетъ не для него, а въ себѣ, оно является пассивнымъ орудіемъ дарованій и способностей, лишенной дѣйствительности матеріей. Представленное въ видѣ наличнаго бытія, оно было бы спящимъ сознаніемъ, неизвѣстно гдѣ остающимся позади.
3. (Индивидуальность, какъ реальность всеобщаго), Такимъ образомъ добродѣтель побѣждается обычнымъ теченіемъ жизни, потому что ея цѣлью на самомъ дѣлѣ является абстрактная недѣйствительная сущность и потому что по отношенію къ дѣйствительности ея дѣланіе основывается на различеніяхъ, существующихъ только на словахъ. Она хотѣла, принеся въ жертву индивидуальность, воплотить добро въ дѣйствительности, однако, сама сторона дѣйствительности есть не что иное, какъ сторона индивидуальности. Добро должно было быть тѣмъ, что есть въ себѣ, и противоположнымъ тому, что есть; но если взять бытіе въ себѣ въ его реальности и истинности, то оно окажется самимъ бытіемъ. Въ себѣ бытіе есть, прежде всего, абстракція сущности, въ противоположность дѣйствительности, но абстракція есть именно то, что не истинно, а существуетъ только для сознанія. Однако, это значитъ, что само бытіе въ себѣ и есть то, что называется дѣйствительнымъ, потому что дѣйствительно то, что по существу есть для другого, т.-е. это есть бытіе. Сознаніе же добродѣтели основано на такомъ различеніи бытія и бытія въ себѣ, вовсе не обладающемъ истиной. Обычное теченіе жизни должно было быть искаженіемъ добра, потому что его принципомъ была индивидуальность. Однако, индивидуальность есть принципъ дѣйствительности, потому что она-то и есть сознаніе, въ которомъ сущее въ себѣ столько же существуетъ и для другого. Обычное теченіе жизни искажаетъ неизмѣнное, переводя его на самомъ дѣлѣ изъ абстрактнаго ничто въ реальное бытіе.
Сущностью этого врага, напротив, является не бытие в себе, а и н дидуальность; его сила, следовательно, в отрицательном принципе, для которого ничто не постоянно и не абсолютно свято, но который может рисковать и перенести утрату всех и каждого. Поэтому победа ему обеспечена как в нём самом, так и противоречием, в которое попадает его противник. То, что для добродетели есть в себе, обычному течению жизни является только для него, оно свободно от каждого момента, который для неё тверд и которым она связана. Оно обладает таким моментом потому, что он для обычного.течения жизни служит только как момент, который оно может своею властью снять или оставить пребывающим, а вместе с ним оно держит в своей власти и укрепившегося в нём рыцаря добродетели. Последний не может сбросить этот момент, как накинутый плащ, и освободиться, покинув его, потому что он — его неотделимая сущность.
Наконец, что касается засады, из которой бытие в себе добра должно хитростью напасть с тылу на обычное течение жизни, то надежда на нее в себе ничтожна. Обычное течение жизни есть бодрствующее, уверенное в себе сознание, которое не дает подойти к себе сзади, а всегда обращается лицом, потому что оно есть сознание того, что всё существует для него, всё перед ним присутствует. Но если доброе в себе существует для своего дирага, то оно находится в борьбе, которую мы видели; поскольку это бытие в себе существует не для него, а в себе, оно является пассивным орудием дарований и способностей, лишенной действительности материей. Представленное в виде наличного бытия, оно было бы спящим сознанием, неизвестно где остающимся позади.
3. (Индивидуальность, как реальность всеобщего), Таким образом добродетель побеждается обычным течением жизни, потому что её целью на самом деле является абстрактная недействительная сущность и потому что по отношению к действительности её делание основывается на различениях, существующих только на словах. Она хотела, принеся в жертву индивидуальность, воплотить добро в действительности, однако, сама сторона действительности есть не что иное, как сторона индивидуальности. Добро должно было быть тем, что есть в себе, и противоположным тому, что есть; но если взять бытие в себе в его реальности и истинности, то оно окажется самим бытием. В себе бытие есть, прежде всего, абстракция сущности, в противоположность действительности, но абстракция есть именно то, что не истинно, а существует только для сознания. Однако, это значит, что само бытие в себе и есть то, что называется действительным, потому что действительно то, что по существу есть для другого, т. е. это есть бытие. Сознание же добродетели основано на таком различении бытия и бытия в себе, вовсе не обладающем истиной. Обычное течение жизни должно было быть искажением добра, потому что его принципом была индивидуальность. Однако, индивидуальность есть принцип действительности, потому что она-то и есть сознание, в котором сущее в себе столько же существует и для другого. Обычное течение жизни искажает неизменное, переводя его на самом деле из абстрактного ничто в реальное бытие.
