абсолютной существенности, которое тѣмъ самымъ не можетъ отказаться ни отъ различія въ ней, ни отъ знанія о немъ. Неудовлетворительность полаганія законовъ и испытанія ихъ надо понимать въ томъ смыслѣ, что оба, будучи взяты единично и изолированно, являются лишь текучими моментами нравственнаго сознанія; движеніе же, въ которомъ они выступаютъ, имѣетъ то формальное значеніе, что нравственная субстанція представляетъ въ немъ себя, какъ сознаніе.
Поскольку оба эти момента являются ближайшими опредѣленіями сознанія самого дѣла, они могутъ разсматриваться какъ формы честности. Послѣдняя, занятая прежде своими формальными моментами, возится теперь съ долженствующимъ быть содержаніемъ добраго и праваго и повѣркой такой устойчивой истины, а въ здоровомъ разумѣ и разсудочномъ усмотрѣніи мнитъ найти силу и значимость заповѣдей.
Помимо этой честности законы не имѣютъ значимости сущности сознанія, а испытаніе ихъ не имѣетъ значимости дѣланія внутри сознанія. Выступая каждый для себя непосредственно въ качествѣ дѣйствительности, эти моменты выражаютъ: одинъ — недѣйствительное постулированіе и бытіе дѣйствительныхъ законовъ, другой — столь же недѣйствительное освобожденіе отъ нихъ. Законъ, въ качествѣ опредѣленнаго закона, имѣетъ содержаніе случайное — это значитъ здѣсь, что мы имѣемъ дѣло съ закономъ единичнаго сознанія, имѣющимъ произвольное содержаніе. Такимъ образомъ, вышеприведенное непосредственное закононолаганіе есть тираническое насиліе, возводящее въ законъ произволъ, а нравственность обращающее въ послушаніе ему, послушаніе закону, который является только таковымъ, но не заповѣдью. Точно также второй моментъ, повѣрка законовъ, поскольку онъ изолированъ, обозначаетъ движеніе недвижимаго и насиліе знанія, которое свободно трактуетъ абсолютные законы и принимаетъ ихъ за чуждый ему произволъ.
Въ обѣихъ формахъ эти моменты являются отрицательнымъ отношеніемъ къ субстанціи или реальной духовной сущности; иными словами, субстанція не имѣетъ въ нихъ еще своей реальности. Удержанная еще сознаніемъ въ формѣ его собственной непосредственности, она цока еще есть лишь хотѣніе и знаніе даннаго индивида или долженствованіе недѣйствительной заповѣди и знаніе формальной всеобщности. По такъ какъ эти формы были сняты, сознаніе возвратилось во всеобщее, и указанныя противоположенія исчезли. Духовная сущность потому является дѣйствительной субстанціей, что, не имѣя единичной значимости, формы эти суть лишь снятыя и лишь моменты въ томъ единствѣ, которое есть самость сознанія. Послѣднее, будучи отнынѣ помѣщено въ духовную сущность, дѣлаетъ ее дѣйствительной, наполненной и самосознающей.
Вслѣдствіе этого духовная сущность есть для самосознанія прежде всего сущій въ себѣ законъ. Всеобщность испытанія, которая была формальной, а не сущей въ себѣ, снята. Кромѣ того, это и законъ вѣчный, имѣющій основаніе не въ волѣ даннаго индивида, а существующій въ себѣ и для себя; это абсолютная чистая воля всѣхъ, имѣющая форму непосредственнаго бытія. Она не заповѣдь, которая только должна быть; но она ееть и имѣетъ значимость. Это есть всеобщее "я" категоріи, непосредственно являющееся дѣйствительностью, и міръ есть лишь эта дѣйствительность. Но такъ какъ этотъ сущій законъ просто имѣетъ зна
абсолютной существенности, которое тем самым не может отказаться ни от различия в ней, ни от знания о нём. Неудовлетворительность полагания законов и испытания их надо понимать в том смысле, что оба, будучи взяты единично и изолированно, являются лишь текучими моментами нравственного сознания; движение же, в котором они выступают, имеет то формальное значение, что нравственная субстанция представляет в нём себя, как сознание.
Поскольку оба эти момента являются ближайшими определениями сознания самого дела, они могут рассматриваться как формы честности. Последняя, занятая прежде своими формальными моментами, возится теперь с долженствующим быть содержанием доброго и правого и поверкой такой устойчивой истины, а в здоровом разуме и рассудочном усмотрении мнит найти силу и значимость заповедей.
Помимо этой честности законы не имеют значимости сущности сознания, а испытание их не имеет значимости делания внутри сознания. Выступая каждый для себя непосредственно в качестве действительности, эти моменты выражают: один — недействительное постулирование и бытие действительных законов, другой — столь же недействительное освобождение от них. Закон, в качестве определенного закона, имеет содержание случайное — это значит здесь, что мы имеем дело с законом единичного сознания, имеющим произвольное содержание. Таким образом, вышеприведенное непосредственное закононолагание есть тираническое насилие, возводящее в закон произвол, а нравственность обращающее в послушание ему, послушание закону, который является только таковым, но не заповедью. Точно также второй момент, поверка законов, поскольку он изолирован, обозначает движение недвижимого и насилие знания, которое свободно трактует абсолютные законы и принимает их за чуждый ему произвол.
В обеих формах эти моменты являются отрицательным отношением к субстанции или реальной духовной сущности; иными словами, субстанция не имеет в них еще своей реальности. Удержанная еще сознанием в форме его собственной непосредственности, она цока еще есть лишь хотение и знание данного индивида или долженствование недействительной заповеди и знание формальной всеобщности. По так как эти формы были сняты, сознание возвратилось во всеобщее, и указанные противоположения исчезли. Духовная сущность потому является действительной субстанцией, что, не имея единичной значимости, формы эти суть лишь снятые и лишь моменты в том единстве, которое есть самость сознания. Последнее, будучи отныне помещено в духовную сущность, делает ее действительной, наполненной и самосознающей.
Вследствие этого духовная сущность есть для самосознания прежде всего сущий в себе закон. Всеобщность испытания, которая была формальной, а не сущей в себе, снята. Кроме того, это и закон вечный, имеющий основание не в воле данного индивида, а существующий в себе и для себя; это абсолютная чистая воля всех, имеющая форму непосредственного бытия. Она не заповедь, которая только должна быть; но она ееть и имеет значимость. Это есть всеобщее "я" категории, непосредственно являющееся действительностью, и мир есть лишь эта действительность. Но так как этот сущий закон просто имеет зна
