разлагающую себя игру съ собою. Эти разсужденія и рѣчи суть поэтому нѣчто истинное и непреодолимое, пока они побѣждаютъ все, т.-е. то, съ чѣмъ въ дѣйствительности только приходится имѣть дѣло въ этомъ реальномъ мірѣ. Каждая частица этого міра достигаетъ въ этихъ сужденіяхъ того, что высказывается ея духъ, т.-е. того, что о ней говорится какъ о духѣ и высказывается, что она собою представляетъ. Честное сознаніе і) беретъ каждый моментъ, какъ пребывающую существенность, и безмысленно не знаетъ, что оно дѣлаетъ какъ разъ обратное. Но разорванное сознаніе* 2 3) есть сознаніе превращенія и даже превращенія абсолютнаго; въ немъ господствуетъ понятіе, связывающее мысли, которыя слишкомъ сильно отдаляются отъ честности, и потому его языкъ является остроумнымъ.
[(т)- Суетность образованія]. Содержаніе рѣчей духа о себѣ самомъ есть такимъ образомъ искаженіе всѣхъ понятій и- реальностей, всеобщій обманъ самого себя и другихъ; и поэтому безстыдство, высказывающее этотъ обманъ, есть величайшая истина. Эти рѣчи суть безуміе музыканта, который "безпорядочно нагромоздилъ тридцать арій различныхъ характеровъ — итальянскихъ и французскихъ, комическихъ и трагическихъ; то при помощи густого баса онъ спускался въ преисподнюю, то сжималъ дыхательное горло и фальцетомъ прорывалъ воздушныя высоты, поперемѣнно неистовствуя, утихая, повелѣвая и насмѣхаясь" з). Спокойному сознанію, которое честнымъ образомъ отожествляетъ мелодію добра и истины въ одной нотѣ, въ качествѣ однотонныхъ, эти рѣчи кажутся "бреднями мудрости и безумія, смѣсью столько же ловкости, какъ и низости, правильныхъ и ложныхъ идей, полной извращенности чувствъ, такого же полнаго безстыдства, какъ и совершенной откровенности и истины. Ничто не можетъ запретить пройти вверхъ и внизъ всѣмъ этимъ тонамъ, всей скалѣ чувствованій — отъ самаго глубокаго презрѣнія и отвращенія до высочайшаго удивленія и умиленія; въ нихъ растворится это курьезное путешествіе, лишающее ихъ ихъ природы"; въ самой своей обнаженности они найдутъ примиряющее движеніе, а въ своей потрясающей глубинѣ — всепокоряющее движеніе, которое духъ сообщаетъ самъ себѣ.
Если мы сравнимъ такія, очевидно, и для себя запутанныя рѣчи съ рѣчами простого сознанія истины и добра, то послѣднія окажутся только односложными сравнительно съ яснымъ и сознательнымъ краснорѣчіемъ духа образованія; ему ничего нельзя сказать такого, чего бы онъ самъ не зналъ и не сказалъ. Если сознаніе выходитъ за предѣлы своей односложности, то оно высказываетъ то же самое, что выражаетъ духъ, но оно имѣетъ глупость думать, что оно высказываетъ нѣчто новое и другое. Сами его слова, постыдныя и низкія, уже полны глупости, потому что духъ говоритъ ихъ о себѣ самомъ. Этотъ духъ въ своей рѣчи искажаетъ все однотонное, потому что равное себѣ представляетъ собою только абстракцію, въ его же дѣйствительности оно есть искаженіе въ себѣ, и, напротивъ, неискаженное сознаніе беретъ
9 Ср. стр. 184.
2) Ср. подобное же изображеніе несчастнаго сознанія, особенно рубр. "Единичная сущность и дѣйствительность" въ отдѣлѣ "Свобода самосознанія".
3) "Племянникъ Рамо" Дидро, см. стр. 224. Все послѣдующее изложеніе опредѣляется отношеніемъ къ этому діалогу; напримѣръ, также ссылка на Діогена въ его бочкѣ.
разлагающую себя игру с собою. Эти рассуждения и речи суть поэтому нечто истинное и непреодолимое, пока они побеждают всё, т. е. то, с чем в действительности только приходится иметь дело в этом реальном мире. Каждая частица этого мира достигает в этих суждениях того, что высказывается её дух, т. е. того, что о ней говорится как о духе и высказывается, что она собою представляет. Честное сознание і) берет каждый момент, как пребывающую существенность, и безмысленно не знает, что оно делает как раз обратное. Но разорванное сознание* 2 3) есть сознание превращения и даже превращения абсолютного; в нём господствует понятие, связывающее мысли, которые слишком сильно отдаляются от честности, и потому его язык является остроумным.
[(т)- Суетность образования]. Содержание речей духа о себе самом есть таким образом искажение всех понятий и- реальностей, всеобщий обман самого себя и других; и поэтому бесстыдство, высказывающее этот обман, есть величайшая истина. Эти речи суть безумие музыканта, который "беспорядочно нагромоздил тридцать арий различных характеров — итальянских и французских, комических и трагических; то при помощи густого баса он спускался в преисподнюю, то сжимал дыхательное горло и фальцетом прорывал воздушные высоты, попеременно неистовствуя, утихая, повелевая и насмехаясь" з). Спокойному сознанию, которое честным образом отожествляет мелодию добра и истины в одной ноте, в качестве однотонных, эти речи кажутся "бреднями мудрости и безумия, смесью столько же ловкости, как и низости, правильных и ложных идей, полной извращенности чувств, такого же полного бесстыдства, как и совершенной откровенности и истины. Ничто не может запретить пройти вверх и вниз всем этим тонам, всей скале чувствований — от самого глубокого презрения и отвращения до высочайшего удивления и умиления; в них растворится это курьезное путешествие, лишающее их их природы"; в самой своей обнаженности они найдут примиряющее движение, а в своей потрясающей глубине — всепокоряющее движение, которое дух сообщает сам себе.
Если мы сравним такие, очевидно, и для себя запутанные речи с речами простого сознания истины и добра, то последние окажутся только односложными сравнительно с ясным и сознательным красноречием духа образования; ему ничего нельзя сказать такого, чего бы он сам не знал и не сказал. Если сознание выходит за пределы своей односложности, то оно высказывает то же самое, что выражает дух, но оно имеет глупость думать, что оно высказывает нечто новое и другое. Сами его слова, постыдные и низкие, уже полны глупости, потому что дух говорит их о себе самом. Этот дух в своей речи искажает всё однотонное, потому что равное себе представляет собою только абстракцию, в его же действительности оно есть искажение в себе, и, напротив, неискаженное сознание берет
9 Ср. стр. 184.
2) Ср. подобное же изображение несчастного сознания, особенно рубр. "Единичная сущность и действительность" в отделе "Свобода самосознания".
3) "Племянник Рамо" Дидро, см. стр. 224. Всё последующее изложение определяется отношением к этому диалогу; например, также ссылка на Диогена в его бочке.
