толпу грубаго народа невозможно побудить и призвать къ благочестію и вѣрѣ философскимъ словомъ, но нужно дѣйствовать посредствомъ суевѣрнаго страха; а этотъ послѣдній не можетъ имѣть мѣста безъ сказокъ и чудесъ. Молнія, эгида, трезубецъ, факелы, драконы, ѳирсы, всѣ эти орудія боговъ, и все древнее ученіе о богахъ, — басни. Все это приняли основатели государствъ, какъ нѣкоторыя страшилища для неразумныхъ. Такъ какъ значеніе сказокъ таково, и такъ какъ онѣ вліяютъ на общественныя и политическія формы жизни, а также на знаніе дѣйствительныхъ вещей, то древніе сохранили дѣтское воспитаніе до зрѣлаго; возраста и полагали, что посредствомъ поэзіи всякій возрастъ достаточно воспитывается для добродѣтели. Съ теченіемъ времени появились на свѣтъ исторія и теперешняя философія. Но тогда какъ эта послѣдняя существуетъ для немногихъ, поэзія болѣе полезна для всего народа и способна привлекать толпы въ театръ; а поэзія Гомера преимущественно передъ другими. Первые историки и физики были также миѳографами.
9) Хотя поэтъ, излагая миѳы для образованія нравовъ, большею частью заботился объ истинѣ, однако онъ прибавлялъ и неправду. Принимая первое за основаніе, посредствомъ втораго онъ руководитъ и управляетъ народными массами: «Подобное тому, какъ какой-нибудь мужъ кругомъ обвиваетъ золото cepeбpoмъ»[1], такъ точно и Гомеръ присоединяетъ къ истиннымъ событіямъ басню, дѣлая свою рѣчь пріятною, и украшаетъ ее, стремясь тѣмъ не менѣе къ той же цѣли, что и историкъ, и повѣствователь о дѣйствительныхъ событіяхъ. Такъ, избравши Троянскую войну, происходившую на самомъ дѣлѣ, онъ украсилъ ее вымыслами, точно также и странствованіе Одиссея. Сочинить новый разсказъ о чудесахъ безъ всякой правды въ основаніи — пріемъ не гомеровскій. Нами воспринимается съ большею вѣрою та ложь, въ которой есть примѣсь правды, что утверждаетъ и Полибій, говоря о странствованіи Одиссея. Объ этомъ есть и у Гомера: «Измышлялъ много ложнаго похожаго на пpaвдy»[2]. Поэтъ сказалъ не все, но много, въ противномъ случаѣ оно не было бы похоже на правду. Изъ исторіи поэтъ взялъ основу своего разсказа: исторія гласитъ, что Эолъ владычествовалъ надъ островами, лежащими вокругъ Липары, а Киклопы и какіе то негостепріимные Лестригоны господствовали въ окрестностяхъ Этны и Леонтины, вслѣдствіе чего мѣстности, прилегавшія къ проливу, были въ то время недоступны. Харибда и Скиллей были въ рукахъ разбойниковъ. Такимъ же образомъ мы узнаемъ о мѣстахъ жительства прочихъ народовъ, упоминаемыхъ Гомеромъ. Зная, что Киммерійцы жили у Боспора Киммерійскаго въ мѣстности мрачной, поэтъ удобно перенесъ ихъ въ какое то мѣсто у самой преисподней, что было для него выгодно въ басни о странствованіи Одиссея. Что онъ зналъ Киммерійцевъ, доказыва-
