разводами, во вдовьемъ чепцѣ съ лентами, говорила быстро жиденькимъ голоскомъ.
Мужъ, затянутый въ парадный сюртукъ, раскланивался, сгибая колѣна. Его носъ, глаза, обнаженные зубы, волосы, какъ будто навощенные, и парадный костюмъ блестѣли такъ, какъ блестятъ вещи, за которыми очень ухаживаютъ.
Послѣ обмѣна первыхъ привѣтствій и любезностей никто не могъ найти темы для разговора. Тогда безъ всякаго повода начались комплименты. Выражалась надежда, что возникшія теперь превосходныя отношенія будутъ продолжаться и впредь, что для людей, проводящихъ круглый годъ въ деревнѣ, подобное знакомство — кладъ, и т. д.
А холодная атмосфера гостиной пронизывала между тѣмъ до костей, вызывала охриплость. Къ чиханью баронессы присоединился теперь кашель. Тогда баронъ подалъ знакъ къ отъѣзду. Бризевили удерживали.
— Куда вы спѣшите? Посидите еще немного.
Но Жанна встала, несмотря на неодобрительные знаки Жюльена, находившаго визитъ слишкомъ короткимъ.
Хотѣли позвонить лакея, чтобы приказать подать карету, но колокольчикъ не дѣйствовалъ. Тогда хозяинъ дома поспѣшно вышелъ и вернувшись, объявилъ, что лошади поставлены въ конюшню.
Приходилось ждать. Каждый старался придумать, что̀ бы ему сказать. Зашла рѣчь о дождливой зимѣ. Жанна, невольно содрогаясь отъ скуки, спросила, чѣмъ могли наполнять время хозяева, оставаясь цѣлый годъ вдвоемъ. Вопросъ этотъ крайне удивилъ Бризевилей. Какъ? — у нихъ было очень много дѣла: они вели обширную переписку съ своими благородными родственниками, разсѣянными по всей Франціи, проводили цѣлые дни въ микроскопическихъ занятіяхъ, относясь другъ къ другу такъ же церемонно, какъ
