— Хорошо, голубушка.
Но больная нетерпѣливо повторяла:
— Я вижу, что ты мнѣ совсѣмъ не вѣришь! Ступай, позови папу; онъ меня скорѣе пойметъ.
Мама съ трудомъ поднялась, взяла двѣ палки, на которыя опиралась, и вышла, волоча ноги.
Черезъ нѣсколько минутъ она вернулась вмѣстѣ съ барономъ, который ее поддерживалъ. Они оба сѣли у постели и Жанна начала.
Она яснымъ, слабымъ голосомъ разсказала про все: про странный характеръ Жюльена, про его грубость, скупость и, наконецъ, про его невѣрность.
Когда она кончила, баронъ ясно увидалъ, что она не бредитъ, но не зналъ что думать, что рѣшить и что отвѣтить. Онъ нѣжно взялъ ее за руку, какъ въ былое время, когда усыплялъ ее своими разсказами.
— Послушай, моя милочка, нужно поступать благоразумно. Не будь рѣзка, постарайся выносить присутствіе твоего мужа до тѣхъ поръ, пока мы не примемъ окончательнаго рѣшенія. Обѣщаешь-ли?
— Я согласна,—бормотала она,—но я не останусь здѣсь, когда выздоровѣю.
Потомъ она потихоньку прибавила:
— Гдѣ теперь Розалія?
— Ты ее болѣе не увидишь,—отвѣчалъ баронъ.
Но она настаивала:
— Гдѣ она? Я хочу знать!
Баронъ сознался, что она еще здѣсь, но утверждалъ, что она скоро удалится.
Оставивъ больную, баронъ, разгоряченный гнѣвомъ, оскорбленный въ своихъ отцовскихъ чувствахъ, отыскалъ Жюльена и рѣзко обратился къ нему:
