улыбался и говорилъ Жаннѣ: — Она не всегда въ духѣ, моя жена.
Разъ вечеромъ, возвращаясь, графиня стала раздражать свою кобылу, то пришпоривая ее, то порывисто останавливая. Нѣсколько разъ слышенъ былъ голосъ Жюльена, повторявшій:—Осторожнѣе, осторожнѣе же, она васъ можетъ понести.—Она отвѣчала: „Тѣмъ хуже, это не ваше дѣло“, такимъ яснымъ и жесткимъ голосомъ, что слова отчетливо пронеслись по полю, какъ будто оставшись въ воздухѣ.
Лошадь взвивалась, била, обливалась пѣной. Вдругъ графъ, встревожившись, крикнулъ изо всѣхъ силъ своихъ здоровыхъ легкихъ: „Смотри берегись, Жильберта“! Тогда, какъ бы на зло, въ припадкѣ каприза женщины, которую ничто не можетъ остановить, она грубо ударила хлыстомъ животное между ушами. Лошадь взбѣшенная взвилась, нѣсколько разъ взмахнула передними ногами въ воздухѣ и, вновь коснувшись земли, страшнымъ прыжкомъ кинулась впередъ и изо всѣхъ силъ своихъ ногъ поскакала вдоль равнины.
Она пронеслась сперва по лугу, потомъ бросилась по пашнѣ, поднимая, какъ пыль, сырую и жирную землю. Она летѣла съ такою быстротой, что вскорѣ едва можно было различить лошадь и всадницу.
Ошеломленный Жюльенъ стоялъ на мѣстѣ, отчаянно взывая:
— Сударыня, сударыня!
Но графъ испустилъ что-то вродѣ рычанія, склонился надъ гривой своего тяжелаго коня и, подавшись всѣмъ тѣломъ впередъ, пустилъ его такимъ аллюромъ, понукая, погоняя, побуждая голосомъ, движеніями и шпорами, что казалось будто огромный всадникъ несетъ между ногами грузное животное и поднимаетъ его вверхъ, собираясь летѣть.
