Да нѣтъ же! Я всегда былъ съ ней и увѣряю тебя, что она не кажется мнѣ больною. Она какъ и всегда“.
Вечеромъ Жюльенъ сказалъ своей женѣ:
— У твоей матери плохой видъ. Мнѣ кажется, что она долго не протянетъ.
Жанна разрыдалась.
— Ну полно, — нетерпѣливо воскликнулъ онъ, — вѣдь я же тебѣ не сказалъ, что она близка къ смерти. Ты всегда безумно преувеличиваешь. Она измѣнилась, вотъ и все. Но вѣдь она не первой же молодости.
Черезъ недѣлю Жанна ужъ больше не думала объ этомъ, привыкнувъ къ измѣнившейся физіономіи своей матери, можетъ быть отгоняя свои опасенія, какъ всегда мы отгоняемъ и отбрасываемъ отъ себя опасенія и грозящія заботы изъ какого-то эгоистическаго инстинкта, изъ естественной потребности душевнаго спокойствія.
Баронесса, которой стало трудно ходить, проводила каждый день на воздухѣ не болѣе получаса. Пройдя разъ по „своей“ аллеѣ и не въ состояніи двигаться дальше, она просила, чтобъ ее посадили на „ея“ скамью. А когда не могла довести и этой прогулки до конца, она говорила: „Остановимся! Моя гипертрофія сегодня подкашиваетъ мнѣ ноги“.
Она уже не смѣялась, а только улыбалась при такихъ вещахъ, которыя въ прошломъ году заставили бы ее покатиться со смѣху. Но такъ какъ глаза ея оставались превосходными, то она проводила цѣлые дни перечитывая „Коринну“ и „Размышленія“ Ламартина, затѣмъ она просила, чтобъ ей приносили ящикъ „съ сувенирами“. Разложивъ на колѣняхъ дорогія ея сердцу старыя письма, она становила ящикъ на сосѣдній стулъ и бросала туда одну за другой свои „реликвіи“, внимательно осмотрѣвъ каждую. А когда
