взявъ большой букетъ, подалъ его Жаннѣ. Она еще больше удивилась. Всѣ четверо сѣли въ экипажъ, и кухарка Людивина, подавая для поддержанія силъ баронессѣ чашку холоднаго бульона, объявила:—Ну-съ, сударыня, подумаешь, настоящая свадьба.
Изъ экипажа всѣ вышли въ Инортѣ, и по мѣрѣ того, какъ они шли по улицѣ, матросы въ праздничныхъ одеждахъ, еще измятыхъ, выходили изъ своихъ домовъ, кланялись, пожимали руку барону и шли за ними, какъ бы въ процессіи.
Виконтъ предложилъ Жаннѣ руку, и они пошли впереди всѣхъ.
Подойдя къ церкви, всѣ остановились; появился пѣвчій-мальчикъ съ большимъ серебрянымъ крестомъ и за нимъ другой съ чашёй святой воды и кропиломъ.
За ними прошли три старыхъ пѣвчихъ, изъ нихъ одинъ хромалъ, музыкантъ и, наконецъ, кюре съ эпитрахилью, крестообразно сложенной на его толстомъ животѣ. Онъ кивнулъ головой и улыбнулся; затѣмъ, полузакрывъ глаза и нашептывая губами молитву, онъ въ шапочкѣ, надвинутой почти до самого носа, послѣдовалъ за своимъ штабомъ къ морю.
На берегу толпа ожидала вокругъ новой лодки, убранной гирляндами. Ея мачта, парусъ, снасти увѣшаны были лентами, развѣваемыми легкимъ вѣтеркомъ, а на задней части крупными золотыми буквами красовалось имя: „Жанна“.
Дядя Ластикъ, патронъ этой лодки, построенной на деньги барона, выступилъ на встрѣчу шествію. Всѣ матросы мгновенно обнажили головы, а рядъ богомолокъ въ черныхъ мантиліяхъ, спадавшихъ безчисленными складками съ плечъ, пали кругомъ на колѣни при видѣ креста.
Кюре, съ двумя маленькими пѣвчими, сталъ на одномъ
