предположение, о которомъ я напишу вамъ, если оно осуществится. Наконецъ, я ее вынесъ и поставилъ рядомъ съ Шишкинымъ; думалъ, неся, что она рядомъ будетъ жидка. Но нѣтъ, этого не было. Эта картина разсказала мнѣ больше вашего дневника. Но не думайте, что дневникъ — лишній, вѣдь вы же не станете присылать картину за картиной вмѣсто писемъ? Послѣ того, я ее вставилъ въ раму, и сегодня утромъ ее видѣли Третьяковъ и Григоровичъ. Третьяковъ желаетъ ее оставить за собой, а что касается денегъ и вашего долга, то пусть онъ, т. е. вы, не размышляетъ и успокоится, я буду высылать сколько и когда нужно. Я еще ему не назначилъ цѣны, онъ вамъ объ этомъ напишетъ самъ, да я хотя и уполномоченъ отъ васъ назначить ей цѣну, но боюсь все-таки. Это трудно, голубчикъ мой, ей-Богу трудно: я было думалъ назначить 1,000 руб., въ крайнемъ случаѣ, никакъ не менѣе 800 руб. Это, по моему, самая настоящая цѣна. Ради Бога напишите, какъ вы? Третьяковъ во всякомъ случаѣ желаетъ ее имѣть. Затѣмъ Григоровичъ ничего больше и не говорилъ: «Ахъ, какой Шишкинъ», «Ахъ, какой Васильевъ», «Ахъ, какой Васильевъ», «Ахъ, какой Шишкинъ!» «Двѣ первыхъ премій, двѣ первыхъ премій, двѣ первыхъ премій». Конечно, ничего неизвѣстно, что будетъ и какъ рѣшатъ, но мое мнѣніе, по совѣсти, если класть шары: и та, и другая. Эти вещи до такой степени разнородны и равносильны, что нѣтъ возможности рѣшить, которая. Если бы преміи были такія: 1-я — 1,000, а вторая — 900, ия былъ бы въ числѣ обязанныхъ ужъ непремѣнно произносить приговоръ, то я бы положилъ: Шишкинъ — 1-й, Васильевъ — 2-й; но такъ какъ разстояніе между 1-й и 2-й преміями громадное, то не можетъ быть сомнѣнія, что 1-хъ премій должно быть двѣ. Вещи взаимно исключають одна другую, или взаимно замѣняютъ. Большую противоположность трудно себѣ вообразить. Одна — Шишкина, объективная по преимуществу; другая — ваша, субъективная. До сихъ поръ картину видѣли: Савицкій, Ге, Постниковъ и Боткинъ, которые пріѣхали и сдѣлали мнѣ честь — посѣтили меня и увидали тутъ ваши вещи. Всѣ они отзываются объ картинѣ хорошо рѣшительно.
Покончивши съ впечатлѣніями, обратимся къ разсужденіямъ. Прошу не забывать, что мы понимаемъ задачи искусства нѣсколько больше того, чѣмъ довольствуются обыкновенно, и требуемъ, чтобы уровень подымался, а не то, чтобы была вещь только лучшая изъ того, что всѣми дѣлается. И такъ ваша картина, въ тонахъ на землѣ — безукоризненна, только вода чутьчуть свѣтла, и небо тоже хорошо, исключая самаго верхняго облака, большого пятна свѣта: въ немъ я не вижу той страшной округлости, которая быть здѣсь должна. По вашей же затвѣ, у горизонта налѣво особенно небо хорошо. Пригорокъ лѣвый тоже, деревья мокрыя, дѣйствительно и несомнѣнно мокрыя. Но что даже изъ ряду вонъ — это свѣтъ на первомъ планѣ.
