кто смотритъ на Мадонну. Понятно, стало быть, что какъ бы это прилично случаю ни было изображено, все-таки это не будетъ имѣть внутренней необходимости, и они сдѣлали бы очень хорошо, если бы ушли съ картины. Ну, а Мадонна-другое дѣло. Была ли въ дѣйствительности Мадонна такая, какою она здѣсь изображена, этого никто никогда не зналъ и, разумѣется, не знаетъ, за исключеніемъ современниковъ ея, которые, впрочемъ, ничего намъ хорошенько объ ней не говорятъ; но такою по крайней мѣрѣ создало ее религиозное чувство и вѣрованіе человѣчества, и въ этомъ смыслѣ она такъ похожа на свой оригиналъ, что, мнѣ кажется, всякій, кто только объ этомъ думалъ, узнаетъ ее и согласится, что это единственно похожій портретъ. Христосъ хорошъ, но не дитя, а это хотя и хорошо, но странно. Впрочемъ, это тоже дѣло религиознаго представленія. А такъ какъ въ то время, да и теперь еще, такъ думали, то это опять-таки именно то, что нужно. Изъ всего того, что я сказалъ, слѣдуетъ, стало быть, что Мадонна Рафаэля дѣйствительно — произведеніе великое, и дѣйствительно вѣчное, даже и тогда, когда человѣчество перестанетъ вѣрить, когда научных изысканія (насколько это наука сдѣлать въ силахъ) откроютъ дѣйствительныя историческая черты обоихъ этихъ лиць. И тогда картина эта не потеряетъ цѣны, а только измѣнится ея роль. И она останется такимъ незамѣнимымъ памятникомъ народнаго вѣрованія, какимъ ничто не можетъ быть, кромѣ картины. Никакая книга, ни описание, ни что другое не можетъ разсказать такъ цѣльно человѣческой физіономіи, какъ ея изображеніе. Тотъ же Рафаэль часто изображалъ Христа, и изображалъ его, пожалуй, недурно, но онъ Его изображалъ со стороны миөической, а потому всѣ его изображенія Христа никуда не годятся теперь, когда физіономія Христа становится человѣчеству понятна. Но вѣдь онъ и Мадонну изобразилъ со стороны вымысла — отчего же она и теперь хороша, да и будеть (какъ я говорю) такою? Именно потому, что сама Мадонна есть созданіе воображенія народа. Нигдѣ, ни въ евангеліи, ни въ разсказахъ апостоловъ, нѣтъ опредѣленной характеристики этого лица. А такъ какъ она играла огромную роль въ религіозномъ вѣрованіи, то людямъ оставалось одно — дополнить воображеніемъ (даже и не дополнить, а создать вновь) черты Божией Матери: они это и сдѣлали; Рафаэль же написалъ похожій портретъ. Совсѣмъ другое дѣло Христосъ: это уже не миеъ, это лицо, о которомъ существуетъ чрезвычайно обстоятельный разсказъ, и въ этомъ разсказѣ, чрезвычайно простомъ, наивномъ и возвышенномъ, Онъ выступаетъ такъ рельефно, говорить и дѣйствуетъ такъ естественно, что нѣтъ никакой физической возможности не повѣрить въ его существованіе и не признать его за личность реальную. И я удивляюсь чрезвычайно, какъ это до сихъ поръ никто изъ художниковъ, даже самыхъ великихъ, не взглянулъ
