жен, да и я вместе с ним приемом у государя. Не подав руки, его величество сказал Скобелеву: «Благодарю тебя за молодецкую боевую твою службу; к сожалению, не могу сказать того же об остальном»[1]. Затем, волнуясь и возвысив голос, государь продолжал: «Я помню, я знал твоего деда и я краснею за его славное имя». Это место из слов государя так сразило Михаила Дмитриевича, что он говорит, что и не помнит, так ли именно произнесена была его величеством фраза; но что в его, Скобелева, ушах, особенно тягостно отозвалось слово «краснею». Была еще и такая фраза: «Я осыпал тебя моими милостями». Государь закончил свое обращение словами: «Я надеюсь, что на новом назначении, которое я тебе дам, ты покажешь себя молодцом».
С этим Михаил Дмитриевич был отпущен из дворца. Теперь он как ошпаренный; допытывает Адлерберга и всех, кого может, что все это значит и откуда дует ветер; по выражению Скобелева, он жаждет света. Вместе с тем он просит защиты вашего высокопревосходительства. По всем признакам, выяснившимся пока, все это крупная интрига, имеющая началом личные доклады X. и письма Z. к W., доведенные и читанные… Обвинительные против Скобелева пункты: распущенность войск, панибратство с офицерами, демократизация, умышленное не привлечение к себе помощников с громкими именами и пр. и пр. Что такое? Ничего не понимаю. Пишу все это вашему высокопревосходительству со слов Михаила Дмитриевича. По его объяснениям, военный министр принял его очень сухо и, не объясняя ему и не указывая, в чем собственно он, Скобелев, провинился, говорил о беспорядках у нас в крае, об открытых злоупотреблениях. Вообще, тон всего, что говорил военный министр, не понравился Скобелеву и произвел на него тяжелое впечатление. Еще раз повторяю вашему высокопревосходительству, что все изложенное написано мною со слов Михаила Дмитриевича, который пока, на первых норах, находится в каком-то чаду. По все-таки нельзя не заметить, что что-то недоброе тут делается и интрига работает. Впрочем, все это не новость.
«P. S. Сегодня Скобелев был дежурным. Государь был с ним уже милостивее. Военный министр дополнил свои объяснения, что на государя произвели впечатление письма о Скобелеве из Коканда, что он фамильярничает с офицерами, в штабе его слишком свободно критикуют правительство и что наконец Скобелев будто бы мечтал устроить поход на Кашгар»[2].
Официальные обвинения были так слабы, нелепы и лживы, что легко могли быть опровергнуты и, очевидно, в ход были пущены
