Ротмистръ М—атовъ сѣлъ по правую, а я по лѣвую руку почтеннаго гостя, и оба самымъ добросовѣстнымъ образомъ принялись угощать и „занимать“ его.
Во всей плотной фигуркѣ нашего гостя, въ самомъ положеніи его среди военнаго стана и въ этомъ нашемъ „ухаживаньи“ за нимъ было что-то такое, — я не знаю, какъ бы это опредѣлить точнѣе, — что-то внутренне комическое. Глядя на него и на себя, и на нашъ ближайшій кружокъ, и на то, съ какимъ серьезнымъ видомъ мы все это продѣлывали — угощали Соломона и съ нимъ разговаривали, — мнѣ иными минутами безотчетно какъ-то хотѣлось вдругъ фыркнуть со смѣху; но, конечно, я перемогалъ себя и всячески воздерживался, усиленно стараясь строить самыя серьезныя мины. А въ то же время, мелькомъ взглянувъ иногда на того или другаго изъ нашихъ состольниковъ, замѣчаю, что и они испытываютъ точно то же, что́ я, и что имъ точно такъ же хочется прыснуть со смѣху, но только крѣпятся изъ приличія. Помню при этомъ, какъ покойный Скобелевъ, Дмитрій Ива-
Ротмистр М—атов сел по правую, а я по левую руку почтенного гостя, и оба самым добросовестным образом принялись угощать и „занимать“ его.
Во всей плотной фигурке нашего гостя, в самом положении его среди военного стана и в этом нашем „ухаживании“ за ним было что-то такое, — я не знаю, как бы это определить точнее, — что-то внутренне комическое. Глядя на него и на себя, и на наш ближайший кружок, и на то, с каким серьезным видом мы всё это проделывали — угощали Соломона и с ним разговаривали, — мне иными минутами безотчетно как-то хотелось вдруг фыркнуть со смеху; но, конечно, я перемогал себя и всячески воздерживался, усиленно стараясь строить самые серьезные мины. А в то же время, мельком взглянув иногда на того или другого из наших состольников, замечаю, что и они испытывают точно то же, что́ я, и что им точно так же хочется прыснуть со смеху, но только крепятся из приличия. Помню при этом, как покойный Скобелев, Дмитрий Ива-
