— Этъ, аставтю! И такъ гхарасшьо! небрежно махнулъ Соломонъ рукою.
— Но зачѣмъ же? Это вѣдь не по формѣ, лучше поправить, пристали къ нему.
— Этъ, аставтю, говору ! Ну и сшьто́ тамъ переверта́ть!.. Когда-жъ этово не увсе одно, сшьто такъ, сшьто такъ?
— Нѣтъ, далеко не все одно, да и начальство, наконецъ, можетъ замѣтно, вамъ же непріятно будетъ… Лучше переверните, право…
— Нѣтъ, аставтю!.. Онъ уже у меня такъ надѣтый… Это маленькій ошибка изъ моимъ камердынеръ… Не раздѣваться же!..
И какъ къ нему ни приставали, не перевернулъ-таки Соломонъ своего знака и даже наконецъ рукою прикрылъ его, словно бы ради защиты отъ покушеній на его неприкосновенность. А не перевернулъ потому, что знакъ у него былъ „изъ птицомъ“, то-есть съ орломъ, установленный для иновѣрныхъ; иновѣріе же свое Соломонъ, повидимому, желалъ стушевывать.
— Эт, аставтю! И так гхарасшьо! — небрежно махнул Соломон рукою.
— Но зачем же? Это ведь не по форме, лучше поправить, — пристали к нему.
— Эт, аставтю, говору! Ну и сшьто там переверта́ть!.. Когда ж этово не увсе одно, сшьто так, сшьто так?
— Нет, далеко не всё одно, да и начальство, наконец, может заметно, вам же неприятно будет… Лучше переверните, право…
— Нет, аставтю!.. Он уже у меня так надетый… Это маленький ошибка из моим камердынер… Не раздеваться же!..
И как к нему ни приставали, не перевернул-таки Соломон своего знака и даже наконец рукою прикрыл его, словно бы ради защиты от покушений на его неприкосновенность. А не перевернул потому, что знак у него был „из птицом“, то есть с орлом, установленный для иноверных; иноверие же свое Соломон, по-видимому, желал стушевывать.