— Да, но это ровно еще ничего не доказываетъ, — возразилъ я: — въ ту минуту, какъ онъ проѣзжалъ, „базуковъ“ могло и не быть, а четверть часа спустя, они могли появиться.
— Н-да… ваша правда, — раздумчиво процѣдилъ Соломонъ сквозь зубы: — ваша правда…
Ѣдемъ опять нѣсколько минутъ молча. Соломовъ какъ-то все жмется, точно бы сидѣть ему неловко, и покряхтываетъ. Видимо, его подмываетъ спросить меня о чемъ-то, но пока еще не рѣшается, — не знаетъ, спрашивать ли, нѣтъ ли, — ка́къ, молъ, этотъ вопросъ его мнѣ покажется.
— Капитанъ! — надумался онъ, наконецъ, собравшись съдухомъ: — а сшьто, револверъ вашъ изъ вами?
— Со мной, говорю.
— Ну, это гхарашьо!..
Опять нѣкоторое молчаніе.
— А гдѣ-жъ онъ у васъ, я не вижу?
— Въ чемоданѣ.
При этомъ словѣ, ошарашенный Соломонъ чуть не вскочилъ съ мѣста.
— Да, но это ровно еще ничего не доказывает, — возразил я: — в ту минуту, как он проезжал, „базуков“ могло и не быть, а четверть часа спустя, они могли появиться.
— Н-да… ваша правда, — раздумчиво процедил Соломон сквозь зубы: — ваша правда…
Едем опять несколько минут молча. Соломов как-то всё жмется, точно бы сидеть ему неловко, и покряхтывает. Видимо, его подмывает спросить меня о чём-то, но пока еще не решается, — не знает, спрашивать ли, нет ли, — как, мол, этот вопрос его мне покажется.
— Капитан! — надумался он, наконец, собравшись съдухом: — а сшьто, револвер ваш из вами?
— Со мной, говорю.
— Ну, это гхарашьо!..
Опять некоторое молчание.
— А где ж он у вас, я не вижу?
— В чемодане.
При этом слове, ошарашенный Соломон чуть не вскочил с места.
