можетъ быть, вы и желали мнѣ добра. Я уѣзжаю, потому что мнѣ это болѣзненно…
Елена Артуровна молча поднялась, подошла къ сидѣвшей все еще на полу дѣвушкѣ и, поцѣловавъ ее, сказала:
Я отъ души тебѣ благодарна, Катя, за то, что ты говорила откровенно. Я тебя не упрекаю въ томъ, что ты мнѣ этого раньше не сказала, потому что, вѣроятно, прежде ты это не такъ сознавала. Отчасти даже я тебя понимаю, по ты такъ думаешь, такъ говоришь потому, что ты немного устала и многое тебѣ непонятно. Тебѣ не ясенъ путь, которымъ я хочу тебя вести и который считаю единственно возможнымъ, — оттого смута, недовольство и томленіе. Но повѣрь, теперь будетъ все иначе. Тебѣ, конечно, надо отдохнуть, но совсѣмъ нѣтъ необходимости уѣзжать… Ты видишь, что я совсѣмъ не сержусь за то, что ты меня ненавидишь. Но я думаю, что ты сказала это сгоряча… Едва ли такъ чувствуетъ сердце.
Тетя Нелли говорила успокоительно-монотонно и ласково, и Катенька, не подымаясь, вдругъ охватила руками колѣни стоявшей рядомъ женщины и залилась слезами. Елена Артуровна молча наклонилась къ плачущей дѣвушкѣ, стала ее гладить по волосамъ и нѣжно цѣловать въ лобъ, пока та сама не начала прерывисто и жалостно:
— Конечно, я просто устала, мы всѣ устали… И я была къ вамъ несправедлива… Мнѣ казалось, что въ обществѣ Сергѣя, въ новыхъ мѣстахъ я найду прежнее спокойствіе духа. Но развѣ я сама не измѣнилась, развѣ я та же, что была полгода тому назадъ? Моя теперешняя слабость — это временно, я скоро буду сильной, по-новому сильной, я это чувствую, милая тетя, Я хотѣла бы пойти ко всенощной, долго-долго
может быть, вы и желали мне добра. Я уезжаю, потому что мне это болезненно…
Елена Артуровна молча поднялась, подошла к сидевшей всё еще на полу девушке и, поцеловав ее, сказала:
Я от души тебе благодарна, Катя, за то, что ты говорила откровенно. Я тебя не упрекаю в том, что ты мне этого раньше не сказала, потому что, вероятно, прежде ты это не так сознавала. Отчасти даже я тебя понимаю, по ты так думаешь, так говоришь потому, что ты немного устала, и многое тебе непонятно. Тебе не ясен путь, которым я хочу тебя вести и который считаю единственно возможным, — оттого смута, недовольство и томление. Но поверь, теперь будет всё иначе. Тебе, конечно, надо отдохнуть, но совсем нет необходимости уезжать… Ты видишь, что я совсем не сержусь за то, что ты меня ненавидишь. Но я думаю, что ты сказала это сгоряча… Едва ли так чувствует сердце.
Тетя Нелли говорила успокоительно-монотонно и ласково, и Катенька, не подымаясь, вдруг охватила руками колени стоявшей рядом женщины и залилась слезами. Елена Артуровна молча наклонилась к плачущей девушке, стала ее гладить по волосам и нежно целовать в лоб, пока та сама не начала прерывисто и жалостно:
— Конечно, я просто устала, мы все устали… И я была к вам несправедлива… Мне казалось, что в обществе Сергея, в новых местах я найду прежнее спокойствие духа. Но разве я сама не изменилась, разве я та же, что была полгода тому назад? Моя теперешняя слабость — это временно, я скоро буду сильной, по-новому сильной, я это чувствую, милая тетя, Я хотела бы пойти ко всенощной, долго-долго
