ника». Нижніе чины показывали, что въ ночи на 10-е октября, утромъ котораго разбился фрегатъ, именно съ 12-го часа вечера, былъ видѣнъ верхній Гогландскій маякъ, сперва впереди, потомъ съ боку, въ правой рукѣ; но командиръ и гардемаринъ Ознобишинъ отрицали это свидѣтельство. Командиръ очередовался вахтою со штурманомъ; но какъ съ 1 до 5 часа ночи, вахта была командира, а при крушеніи, послѣдовавшемъ въ исходѣ 4-го, онъ выбѣжалъ на верхъ въ одной рубашкѣ; то и выходитъ, что на вахтѣ оставался только гардемаринъ Ознобишинъ, если только онъ оставался на ней. Когда фрегатъ ударился о камень, то полагая, что приткнулись къ Родшеру (а были на NNW отъ него въ 19 миляхъ, на камнѣ Энскеръ, въ группѣ Урренгрундъ), сперва положили руля право на бортъ (вѣтеръ былъ SWtW, свѣжій, съ пасмурностію и дождемъ; курсъ OtN; ходу 7 узловъ; лотъ проносило) и обрасопили паруса на правую сторону; но какъ фрегатъ не трогался съ мѣста, то срубили всѣ мачты и бушпритъ, кидая запасный рангоутъ за бортъ, изъ котораго, по словамъ командира, дѣлали плотъ; однакожъ это показаніе всѣми было отвергнуто. Потомъ спустили осмерку, и на ней гардемаринъ Илья Ознобишинъ поѣхалъ къ ближнему камню, чтобы закрѣпить за него тросъ. Растерявшійся командиръ самъ хотѣлъ-было ѣхать на этой шлюпкѣ; но его не пустили. Когда же поданныхъ на осмерку тросовъ не достало и Ознобишинъ, привязавъ къ концу выпущеннаго троса шлюпочную сходню, сталъ тянуться назадъ, а силы ему измѣняли, съ фрегата послали къ нему другую, десяти-весельную шлюпку, съ гардемариномъ Василіемъ Домогацкимъ. Воейковъ вскочилъ въ эту шлюпку «въ одной рубашкѣ» — для того, говорилъ онъ, чтобы принудить команду скорѣе закрѣпить тросъ. Вѣрный вѣстовой бросилъ ему шубу, а штурманъ три лотлиня. Надо полагать, что другихъ тросовъ не было, или
