далѣ, Владимірской губ., Далматовскій Введенскій, Пермской губ., Кашинскій, Тверской губ., Енисейскій Рождественскій, Иркутскій Знаменскій и друг.
Условія ссылки и заточенія во всѣхъ этихъ монастыряхъ въ прежнее время были почти тѣ же самыя, что въ Соловецкомъ и Суздальскомъ монастыряхъ. Такъ, напримѣръ, относительно указанныхъ нами выше сибирскихъ монастырей сообщалось въ печати, что въ нихъ „находились обширныя тюръмы“, куда заточались раскольники и другіе наиболѣе важные преступники, при чемъ очень многіе изъ нихъ присылались не только безъ объясненія того, въ чемъ состояла ихъ вина, но даже безъ обозначенія ихъ имени и фамиліи. Такимъ образомъ это были анонимные преступники.
„Сосланные состояли на отвѣтственности монастырскихъ начальствъ, и настоятели по этому случаю имѣли переписку съ воеводствами“. Заключенные въ этихъ монастыряхъ арестанты содержались въ отдѣльныхъ казематахъ, или „каютахъ“, и притомъ въ „заклёпныхъ желѣзахъ“, т.-е. закованными въ цѣпяхъ. Особенно были переполнены тюрьмы Троицкаго Селенгинскаго монастыря.
Одинаковыя условія заточенія вызывали среди узниковъ, разумѣется, и одинаковыя послѣдствія, а именно, преждевременную смерть и огромный процентъ душевныхъ и психическихъ заболѣваній. „Много тамъ (т.-е. въ Троицкомъ Селенгинскомъ монастырѣ) погибло людей, сосланныхъ безъ показанія ихъ имени, — говоритъ авторъ статьи: „Ссылка въ Восточную Сибирь замѣчательныхъ лицъ“; — изъ отписокъ настоятелей монастыря видно, что время отъ времени они увѣдомляли начальство Селенгинскаго острога о смер-
