поколебимымъ въ своихъ заблужденіяхъ“. Умеръ онъ въ 1875 году, имѣя отроду 89 лѣтъ; послѣдніе три года не въ состояніи былъ ходить[1].
Здѣсь не лишне будетъ сдѣлать оговорку, что далеко, конечно, не всѣ арестанты монастырскихъ тюремъ достигали такой глубокой старости, какъ Антонъ Дмитріевъ и Семенъ Шубинъ. Наоборотъ, многіе изъ заключенныхъ умирали въ тюрьмѣ по прошествіи самаго короткаго времени послѣ заключенія. Такъ, напримѣръ, коллежскій совѣтникъ Бантышъ-Каменскій, заключенный въ Суздальскую монастырскую тюрьму 29 декабря 1828 года, прожилъ въ ней менѣе мѣсяца и умѣръ 22 января 1829 года. Московскій мѣщанинъ Ѳедоръ Жигаревъ, заключенный за расколъ въ ту же тюрьму 2 ноября 1856 года, прожилъ въ ней только 25 дней и умеръ 27 числа того же ноября. Декабристъ князь Ѳ. П. Шаховской, привезенный въ ту же тюрьму 3 февраля 1829 года, умеръ 24 мая того же года и т. д.[2].
Есть много основаній думать, что первое впечатлѣніе, производимое монастырскими тюрьмами на лицъ, которыя туда заключались, было всегда очень сильное, доходившее иногда до отчаянія. Когда штабсъ-капитана Щеголева, сосланнаго въ Соловки въ 1826 году за какое-то „духовное преступленіе“, привели въ казематъ, то онъ пришелъ отъ него въ такой ужасъ, что тотчасъ же „съ гнѣвомъ объявилъ караульному офицеру, что если его долго будутъ держать тутъ, то онъ разобьетъ себѣ голову объ стѣну“…
