Председатель. — Есть некоторый пробел в вашем рассказе. Государь объявил свое решение, вы все время в переговорах с Родзянко; казалось бы, во-первых, вы должны были как-нибудь отозваться, во-вторых, должен был быть поставлен вопрос о том, как реализовать решение.
Воейков. — Это решение произошло без меня. Основанием послужили телеграммы; в числе их была телеграмма Алексеева, где он изложил форму отречения, которую считал для государя желательной. Это отречение в пользу наследника с регентством Михаила Александровича. Телеграмма была передана Рузским. Затем государь сказал мне, что он решил отречься. На меня это произвело тяжелое впечатление. Я остался у него, государь был очень грустно настроен; я спросил у него, я этого не скрываю, не пожелает ли он мною воспользоваться и в будущем, если найдет это нужным.
Председатель. — Это личный разговор, который мало интересует комиссию; а какой был разговор государственного значения?
Воейков. — Этот разговор был с Рузским.
Председатель. — Вас удовлетворяло решение, вы признавали это единственным выходом из создавшегося положения?
Воейков. — Я не мог быть судьей, не зная всей обстановки. Как я докладывал, я должен был получить уведомление от Протопопова, но я его не имел. У меня было грустное отношение, это безусловно.
Председатель. — Грустное — это психологическая оболочка; а содержание отношения было положительное или отрицательное?
Воейков. — Раз положение вещей было такое острое, очевидно, лучше отречься, чем проливать кровь.
Председатель. — Я вас спрашиваю не о ваших мыслях, а о ваших действиях; в нашем распоряжении есть данные о том, что вы предпринимали некоторые действия, направленные к тому, чтобы не дать возможности реализовать решение.
Воейков. — Ничего подобного. Это сущая клевета.
Председатель. — Вы это положительно отрицаете?
Воейков. — Совершенно и категорически. — 2-го, около 9 часов вечера, приехали Гучков и Шульгин. Я в это время не присутствовал в поезде его величества, хотя никуда не уезжал с вокзала. В три часа дня государь принял решение, а тут подтвердил его, и пошли телеграммы. Государь два раза выходил к Шульгину и Гучкову. После первого раза он вернулся к себе и изменил текст телеграммы: не желая расстаться с Алексеем Николаевичем, отрекся и за него. Затем мне доложили, что государь вышел. Я хотел повидать А. И. Гучкова, чтобы спросить, что делается в Петрограде, потому что утром был один офицер, который рассказывал относительно погрома дома Фредерикса; я лично хотел ознакомиться, не случилось ли какого-нибудь несчастья с семьей. Поэтому, когда мне сказали, что государь вышел, я пошел туда
