против этого возражали: мы хотели, чтобы сессия открылась обменом объяснений между правительством и Думой. И в конце концов мы на этом настояли. Относительно назначения срока тут была довольно длительная борьба. Родзянке не удалось получить от Горемыкина определенных обещаний, — сессия была неопределенно намечена… Не помню точно момента, когда Горемыкин получил санкцию царя — назначить сессию не позднее августа: это было ответом на наши настояния. Нам этот срок казался слишком неопределенным и отдаленным, и мы настаивали на его приближении. В связи с решением совета старейшин, была отправлена депутация к Горемыкину, в которой участвовал и я, и мне было поручено вести переговоры с Горемыкиным. Горемыкин держался буквальных выражений того указа, которым ему было разрешено собрать Думу не позднее августа, и доказывал, что он не может собрать ее раньше, чем правительство проведет через совет министров те законопроекты, которые оно должно, в силу царского указания, внести в эту сессию Государственной Думы. Таким образом он выдвигал этот предлог — необходимость обсудить в правительстве ряд законопроектов для внесения в Думу, — как повод для отсрочки сессии. Мы настаивали, наоборот, чтобы сессия открылась немедленно, указывая на то, что законопроекты могут быть внесены впоследствии, и на состояние общественного мнения, которое требует немедленного созыва Думы. После долгих настояний, Горемыкин несколько уступил и определил день созыва Думы — 19 июля. Кажется, указ был опубликован за 10 дней — 9 июля. Таким образом, наши настояния отчасти увенчались успехом. Когда, в интимных разговорах с Родзянкой и с нами, его спрашивали, почему он не хочет созвать Думу немедленно, — он делал намеки, что при настоящем положении общественного мнения созыву должно предшествовать изменение обстоятельств… Под этим «изменением обстоятельств» он разумел обновление кабинета, потому что понимал, что с Маклаковым и Щегловитовым мы мирно встретиться не можем: было совершенно ясно, что будет конфликт очень острый… И он действительно воспользовался этой отсрочкой до 19 июля, чтобы начать перемены в кабинете: кажется, в первой половине июля был внезапно для самого себя удален Маклаков; за ним последовал Саблер; потом, позже, Щегловитов и кто-то еще из одиозных министров…
Председатель. — Сухомлинов.
Милюков. — Да, конечно, Сухомлинов: мы настаивали на его' удалении и на предании его суду.
Председатель. — Павел Николаевич, хотелось бы остановиться несколько подробнее на истории удовлетворения требований или пожеланий Думы, в отношении смены лиц, в отношении перехода портфелей от тех лиц, которых вы назвали, к другим?
