чтобы узнать, къ какому изъ двухъ родовъ принадлежитъ любовникъ и любимецъ. По этой-то причинѣ признается прежде всего постыднымъ быстро отдаваться любовнику для того, чтобы было достаточно времени, способствующаго, повидимому узнать лучше всего всѣ подробности. Затѣмъ признается постыднымъ отдаваться изъ-за денегъ или изъ-за преклоненія передъ политическимъ вліяніемъ, сробѣетъ ли кто-нибудь и не выдержитъ натиска дурныхъ обстоятельствъ или же сдастся, встрѣчая поддержку въ своихъ матеріальныхъ или политическихъ дѣлахъ. Вѣдь, всѣ подобныя причины и не очень прочны и не постоянны, не говоря уже о томъ, что отсюда никогда не можетъ произойти истинной дружбы. Остается такимъ, образомъ, по нашимъ законамъ, одинъ только путь, которымъ любимецъ можетъ достойнымъ образомъ оказывать ласки любовнику. У насъ, вѣдь, есть законъ: какъ у любовниковъ можно было добровольно оказывать своимъ любимцамъ всякія услуги и не смотрѣть на это, какъ на что-то низкое и позорное, такъ и у любимцевъ остается еще другое рабство, которое не позорно, а именно: рабство ради добродѣтели.
XI. А именно, у насъ существуетъ взглядъ, что для того, кто желаетъ отдаться другому въ надеждѣ черезъ него сдѣлаться лучше или въ наукѣ или въ какой-нибудь другой отрасли добродѣтели, такая добровольная служба не является ни позорной, ни унизительной. Эти оба общественныя мнѣнія о любви къ мальчикамъ, съ одной стороны, и о философіи и добродѣтели, съ другой, надо свести къ одному, если должно признать хорошимъ,
чтобы узнать, к какому из двух родов принадлежит любовник и любимец. По этой-то причине признается прежде всего постыдным быстро отдаваться любовнику для того, чтобы было достаточно времени, способствующего, по-видимому узнать лучше всего все подробности. Затем признается постыдным отдаваться из-за денег или из-за преклонения перед политическим влиянием, сробеет ли кто-нибудь и не выдержит натиска дурных обстоятельств или же сдастся, встречая поддержку в своих материальных или политических делах. Ведь, все подобные причины и не очень прочны и не постоянны, не говоря уже о том, что отсюда никогда не может произойти истинной дружбы. Остается таким, образом, по нашим законам, один только путь, которым любимец может достойным образом оказывать ласки любовнику. У нас, ведь, есть закон: как у любовников можно было добровольно оказывать своим любимцам всякие услуги и не смотреть на это, как на что-то низкое и позорное, так и у любимцев остается еще другое рабство, которое не позорно, а именно: рабство ради добродетели.
XI. А именно, у нас существует взгляд, что для того, кто желает отдаться другому в надежде через него сделаться лучше или в науке или в какой-нибудь другой отрасли добродетели, такая добровольная служба не является ни позорной, ни унизительной. Эти оба общественные мнения о любви к мальчикам, с одной стороны, и о философии и добродетели, с другой, надо свести к одному, если должно признать хорошим,
