бирался его отломить, и началъ: — Вотъ первое: объ исцѣленіи отъ отрясовичной болѣзни, преподобному Марою.
— Преподобному Марою, — повторилъ за нимъ, соглашаясь, отецъ Бенефактовъ.
— Отъ огрызной болѣзни — великомученику Артемію, — вычитывалъ Ахилла, заломивъ тѣмъ же способомъ второй палецъ.
— Артемію, — повторилъ Бенефактовъ.
— О разрѣшеніи неплодства — Роману чудотворцу: если возненавидитъ мужъ жену свою — мученикамъ Гурію, Самону и Авиву; объ отогнаніи бѣсовъ — преподобному Нифонту; объ избавленіи отъ блудныя страсти — преподобной Ѳомаидѣ…
— И преподобному Моисею Угрину, — тихо подставилъ до сихъ поръ только въ тактъ покачивавшій своею головкой Бенефактовъ.
Дьяконъ, уже загнувшій всѣ пять пальцевъ лѣвой руки, секунду подумалъ, глядя въ глаза отцу Захаріи, и затѣмъ, разжавъ лѣвую руку съ тѣмъ, чтобы загибать ею правую, произнесъ:
— Да, тоже можно и Моисею Угрину.
— Ну, теперь продолжай.
— Отъ виннаго запойства — мученику Вонифатію…
— И Моисею Мурину.
— Что-съ?
— Вонифатію и Моисею Мурину, — повторилъ отецъ Захарія.
— Точно, — повторилъ дьяконъ.
— Продолжай.
— О сохраненіи отъ злого очарованія — священномученику Кипріяну…
— И святой Устиніи.
— Да позвольте же, наконецъ, отецъ Захарія, съ этими подсказами!
— Да нечего позволять! Русскимъ словомъ ясно напечатано: и святой Устиніи.
— Ну, хорошо! ну, и святой Устиніи, а объ обрѣтеніи украденныхъ вещей и бѣжавшихъ рабовъ (дьяконъ началъ съ этого мѣста подчеркивать свои слова) — Ѳеодору Тирону, его же память празднуемъ семнадцатаго февраля.
Но только-что Ахилла протрубилъ свое послѣднее слово,
