Мы думали, что непремѣнно пойдемъ на встрѣчу Французамъ, сразимся съ ними на границѣ и погонимъ ихъ далѣе. Но кто зналъ политическія обстоятельства, тотъ иначе разсуждалъ: собственно первое наше нападеніе было-бы дерзко и несчастливо; судя по превосходству силъ непріятельскихъ передъ нашими, даже безразсудно-бъ было при встрѣчѣ давать рѣшительное сраженіе. Французскихъ войскъ, привыкшихъ къ побѣдамъ, собралось тогда вдвое противъ нашихъ; о самомъ предводителѣ ихъ должно сказать, что Исторія новѣйшихъ временъ не представляла ему подобнаго ни въ счастіи, ни въ искуствѣ побѣждать. Кто-бы осмѣлился состязаться съ нимъ? кто-бы превозмогъ его стратегію и тонкую политику?—Наполеона стали побѣждать только собственнымъ его оружіемъ: принявъ ту-же систему политики, и тотъ-же образъ войны. И такъ слабѣйшему надлежало прибѣгнуть къ военной хитрости: уступать шагъ за шагомъ сильному непріятелю, заводить его далѣе и далѣе, въ лѣса и болота, гдѣ недостатокъ продовольствія, изнеможеніе отъ продолжительныхъ маршей, и суровость климата столько-бы истощили его, чтобы, наконецъ, слабѣйшій осмѣлился напасть на обезсиленнаго врага
