рослые, здоровые—драгуны. Шаткая походка ихъ обнаруживала усталость; потъ, мѣшаясь съ пылью, обезображивалъ лица. У иныхъ щеки были порублены и покрыты запекшеюся кровію; у другихъ разсѣчены руки; однако всѣ они смотрѣли бодро и безъ унынія.
Чѣмъ ближе подходили мы къ мѣсту сраженія, по аллеѣ большой дороги, тѣмъ сильнѣе были слышны пушечные выстрѣлы. Не доходя до мѣста съ версту, остановились: велѣно приготовиться. Пѣхотинцы стали заряжать ружья и зазвенѣли шомполами; артиллеристы наполнили сумы зарядами, офицеры обнажили шпаги. Уже по дорогѣ валялись каски нашихъ драгуновъ, изломанные палаши и мундирные лоскуты; уже мимо насъ часто стали проходить раненые, окровавленные и хромающіе егери—но убитыхъ еще не было видно. Явленіе близкаго сраженія, первый разъ въ жизни, меня очень занимало. Я не могъ еще составить себѣ яснаго понятія о битвахъ; мнѣ казалось, что всѣ сходящіеся должны непремѣнно погибнуть, что каждое ядро или каждая пуля убьетъ или ранитъ человѣка, а потому полагалъ навѣрное, что врядъ-ли и мнѣ уцѣлѣть. По крайней мѣрѣ, видя какъ всѣ идутъ отважно умирать, мнѣ ничего
