съ ежедневною провизіею. Сіе привело меня въ великое удивленіе. Ето были мѣры непріязненности, долженствовавшей, по мнѣнію моему, имѣть начало свое въ Пекинѣ. Я изъявивъ подозрѣніе мое на Китайцевъ Г-ну Друммонду, которой увѣривъ, что таковыя своевольныя, насильственныя повелѣнія здѣшняго правительства бываютъ нерѣдки, нѣкоторымъ образомъ чрезъ то меня успокоилъ. Между тѣмъ послали мы немедлѣнно купца своего Лукву къ Гоппу или тамошнему начальнику съ жалобою на поступокъ, означающій явную непріязненность. Мы требовали, чтобы присланныя караульныя суда были сняты; ибо въ противномъ случаѣ не возможно будетъ предостеречь, чтобы на корабляхъ не произошли приключенія, могущія причинить для обѣихъ сторонъ непріятныя послѣдствія. Сіе представленіе возъимѣло свою силу. Въ слѣдующій день дано повелѣніе снять караулы, и свободное сообщеніе опять возстановилось.
Сколь я ни любопытствовалъ узнать причину такого съ нами поступка; однако не могъ извѣдать ничего достовѣрнаго. Сочлены Гонга увѣряли, что повелѣніе о задержаніи насъ на нѣкое время, есть не иное что, какъ мѣры предосторожности Намѣстника, которой долженъ на сихъ дняхъ смѣниться, и что, какъ скоро преемникъ его вступитъ въ должность, тогда получатъ корабли позволеніе къ отходу. Бывъ увѣряемъ такъ всѣми, не имѣлъ я уже болѣе въ томъ сомнѣнія и какъ скоро узналъ, что новый Намѣстникъ вступилъ въ должность, потребовалъ немедлѣнно, чтобъ позволено было доставить на корабли остальныя наши вещи. Послѣдовавшій