ства считаемся гражданами, въ какомъ городѣ живемъ мы, безсмертные боги?!. Здѣсь, здѣсь, въ нашей средѣ, гг. сенаторы, въ этомъ единственномъ въ мірѣ, пользующемся глубокимъ уваженіемъ и вліяніемъ совѣщательномъ собраніи, есть люди, думающіе убить меня заодно со всѣми вами, стереть съ лица земли нашу столицу и даже заставить трепетать вселенную! И я, консулъ, долженъ смотрѣть на нихъ, долженъ спрашивать ихъ мнѣнія въ государственныхъ дѣлахъ и не оскорблять пока даже словомъ — тѣхъ, кого слѣдовало-бы осудить на смерть!
И такъ, Катилина, въ ту ночь ты былъ у Лэки; ты роздалъ роли для дѣйствія въ Италіи, назначилъ, кому куда отправляться, выбралъ, кому оставаться въ Римѣ, кому ѣхать съ тобою, распредѣлилъ, какіе кварталы города выжечь, подтвердилъ о своемъ намѣреніи немедленно оставить его лично и сказалъ, что теперь одно нѣсколько связываетъ тебя… моя жизнь. Нашлось двое римскихъ всадниковъ, вызвавшихся избавить тебя отъ этой непріятности и обѣщавшихъ въ ту-же ночь, на разсвѣтѣ, покончить со мною въ моей постели 3). Едва успѣла разойтись ваша сходка, я уже зналъ всѣ подробности. Я усилилъ караулы вкругъ своего дома, укрѣпилъ его и не принялъ пришедшихъ пожелать мнѣ добраго утра отъ твоего имени. Явились-же тѣ именно господа, о приходѣ которыхъ ко мнѣ въ назначенный часъ я сказалъ предварительно многимъ почтеннымъ личностямъ.
Въ такомъ случаѣ, Катилина, совѣтую тебѣ продолжать начатое тобою, — удались, наконецъ, изъ столицы; настежь открыты ея ворота; ступай-же, — прославленное войско давно ждетъ не дождется тебя, своего вождя!.. Кстати, возьми съ собой и всѣхъ своихъ пріятелей или, по крайней мѣрѣ, побольше, — поочисти столицу! У меня станетъ спокойнѣе на сердцѣ, если насъ отдѣлить стѣна. Вращаться-же долѣе въ нашемъ обществѣ тебѣ уже нельзя: этого я не позволю, не потерплю, не допущу!
Какъ не вознести теплой молитвы безсмертнымъ богамъ, — и, между прочимъ, ему, Юпитеру-Статору, древнѣй-
