имѣетъ наибольшее значеніе) воспротивилось тому, говоря, что совѣщаться, при жизни короля, о наслѣдникѣ ему противорѣчило бы ихъ привиллегіямъ, свободамъ и древнимъ обычаямъ. Они хорошо понимаютъ въ чемъ состоитъ мнѣніе короля, но они вольные поляки: умретъ король, будетъ и вольный выборъ. Они сейчасъ же взяли въ руки другія привиллегіи, обвиняя короля, что онъ поступаетъ вопреки тѣмъ привиллегіямъ и въ особенности укоряли короля въ томъ, что онъ стремится присвоить себѣ неподлежащую ему власть: помимо сейма и трибунала казнитъ польскаго шляхтича. Король на это возражалъ, что привиллегія, препятствующая королю немедленно же и по справедливости наказать совершенное преступленіе, есть языческая, нехристіанская и варварская привиллегія. Отъ этой привиллегіи сословія перешли къ другимъ, и земскіе послы настойчиво потребовали, чтобы король объявилъ желаетъ ли онъ сохранять ихъ свободы или нѣтъ.
Король хотѣлъ подробно изложить свое мнѣніе по этому вопросу, но земскіе послы не дали ему и слова сказать, требуя отъ него категорическаго отвѣта (puram et rotundam declarationem).
Такъ прошло нѣсколько недѣль, при чемъ ежедневно переговаривали съ земскими послами ad partem, но ничего особеннаго изъ этого не вышло, за исключеніемъ только того, что король съ сенатомъ чинилъ судъ по земскимъ дѣламъ и много дѣлъ на этотъ разъ было покончено. Между прочимъ одинъ знатный каштелянъ былъ обезглавленъ за то, что за нѣсколько лѣтъ предъ тѣмъ (такъ продолжительно влеклось это дѣло) другаго каштеляна порубилъ на мелкіе кусочки, которые перемѣшалъ съ мѣсивомъ и бросилъ на съѣденіе свиньямъ. Этотъ каштелянъ засѣдалъ въ королевскомъ судѣ въ качествѣ ассесора и прежде чѣмъ былъ произнесенъ приговоръ надъ нимъ, прочіе сенаторы сняли съ него это званіе, онъ долженъ былъ встать и идти за печку. За тѣмъ ему дозволили написать завѣщаніе, которое онъ и писалъ всю ночь, а раннимъ утромъ на другой день ему отрубили голову. Послѣ казни тѣло его положили на великолѣпную колесницу и друзья казненнаго съ честію увезли колесницу.
Ливонскимъ дворянамъ было предложено явиться на этотъ сеймъ. Каждый изъ нихъ по одиночкѣ и поѣхалъ по своей нуждѣ съ большими издержками, а пути было миль со сто. Но когда тѣ дворяне изложили свое дѣло на сеймѣ, то возникли споры между поляками и литовцами: литовцы говорили, что Ливонія принадлежите имъ и ихъ канцеляріи, а поляки говорили, что принадлежитъ имъ. И та, и другая сторона имѣли свои резоны, но большая справедливость была, однако, на литовской сторонѣ: за много лѣтъ до подчиненія и соединенія, ливонцы заключили союзъ съ литовцами, и всякій разъ, когда московитъ вторгался въ Ливонію или предпринималъ походъ на ливонцевъ, литовцы дѣйствовали больше, чѣмъ поляки.
Когда подходило время закрывать, согласно устава, сеймъ,
