ко сосуществуютъ, но и сопричинны съ пѣніемъ птицъ и вскликами людей.
Мнѣ припоминается одна поразительная ночь. Это было весной, во Франціи, въ Парижѣ. Охваченный внутренней смутой, я не вернулся домой вечеромъ, и всю ночь оставался въ Булонскомъ лѣсу. Первая птица утромъ и послѣдняя вечеромъ, дроздъ просвирѣлилъ віолончельно-густую свою вечернюю пѣсню, звуки растаяли въ холодѣющемъ воздухѣ медвяно и печально, и, когда наступила ночь, она была безгласна, только ключъ тихо журчалъ, стекая въ озеро. Цѣлую ночь я смотрѣлъ на звѣзды и слушалъ тишину. Не было звуковъ, кромѣ отдѣльныхъ шелестовъ, такихъ же неявственно вздрагивающихъ, какъ эти дрожанія отдаленныхъ недостижимыхъ звѣздъ, и кромѣ журчанья ключа, который не нарушалъ тишины и только роднился съ неумолимо журчавшей въ моей душѣ непрерывавшейся тоской. Къ исходу ночи весь мракъ вокругъ образовалъ какой-то хрустальный сводъ, нѣкое кристаллическое капище. И вдругъ одна звѣзда сорвалась. Въ ту же самую секунду въ воздухѣ прозвенѣлъ одинъ птичій вскликъ, это проснулся дроздъ. И ночь мгновенно превратилась въ утро, а воздухъ наполнился перекличками голосовъ. Этотъ мигъ преломленія ночи въ свѣтозвучной секундѣ я выразилъ въ одномъ изъ стихотвореній „Хоровода Временъ“, но въ немъ зачерпнулъ лишь струю изъ какого-то огромнаго озера, чье имя—Тайна.
|
Съ первымъ птичьимъ крикомъ Ночь сломалась, |
ко сосуществуют, но и сопричинны с пением птиц и вскликами людей.
Мне припоминается одна поразительная ночь. Это было весной, во Франции, в Париже. Охваченный внутренней смутой, я не вернулся домой вечером, и всю ночь оставался в Булонском лесу. Первая птица утром и последняя вечером, дрозд просвирелил виолончельно-густую свою вечернюю песню, звуки растаяли в холодеющем воздухе медвяно и печально, и, когда наступила ночь, она была безгласна, только ключ тихо журчал, стекая в озеро. Целую ночь я смотрел на звёзды и слушал тишину. Не было звуков, кроме отдельных шелестов, таких же неявственно вздрагивающих, как эти дрожания отдалённых недостижимых звёзд, и кроме журчанья ключа, который не нарушал тишины и только роднился с неумолимо журчавшей в моей душе непрерывавшейся тоской. К исходу ночи весь мрак вокруг образовал какой-то хрустальный свод, некое кристаллическое капище. И вдруг одна звезда сорвалась. В ту же самую секунду в воздухе прозвенел один птичий всклик, это проснулся дрозд. И ночь мгновенно превратилась в утро, а воздух наполнился перекличками голосов. Этот миг преломления ночи в светозвучной секунде я выразил в одном из стихотворений «Хоровода Времен», но в нём зачерпнул лишь струю из какого-то огромного озера, чье имя — Тайна.
|
С первым птичьим криком Ночь сломалась, |
