щекѣ, словно выговаривая: Не думай объ этомъ, папенька!… Не огорчайся.
Бобъ былъ очень веселъ, похвалилъ работу жены и сказалъ, что вѣроятно она поспѣетъ раньше воскресенья?
— Воскресенья! Стало быть, — ты навѣдывался сегодня туда, Робертъ? спросила жена.
— Да. Мнѣ очень жаль, что тебя не было… мѣсто отличное — все зелень кругомъ… Впрочемъ, ты еще увидишь… я ему обѣщалъ, что буду ходить къ нему гулять по воскресеньямъ… Бѣдный мой, милый мой ребенокъ! крикнулъ Бобъ.
И безъ удержу залился слезами…
Торопливо вышелъ онъ изъ комнаты и поднялся въ верхнее жилье, освѣщенное и убранное цвѣтами по праздничному. Противъ кровати мертваго ребенка стояло кресло и — казалось, только-что-только всталъ съ него кто-то. Бобъ присѣлъ, въ свою очередь, посидѣлъ и всталъ, всталъ, поцѣловалъ холодное, милое личико, и спустился внизъ…
Быстро-быстро умчалъ Скруджа изъ этой комнаты призракъ и нигдѣ не останавливался, пока самъ Скруджъ не сказалъ:
— Постойте!… вотъ дворъ и домъ, давно мнѣ знакомые… позвольте мнѣ посмотрѣть — чѣмъ я долженъ быть?
Призракъ остановился; но рука его была вытянута по другому направленію.
— Да вѣдь-вотъ гдѣ домъ, замѣтилъ Скруджъ, „зачѣмъ-же вы меня маните дальше?“
Неумолимый палецъ призрака не измѣнялъ своего положенія. Скруджъ поспѣшно побѣжалъ къ окну своей конторы и заглянулъ внутрь: контора и осталась конторой, — только не его. И меблировка была другая, и въ креслахъ сидѣлъ не онъ. Призракъ все указывалъ рукою куда-то…
щеке, словно выговаривая: «Не думай об этом, папенька!.. Не огорчайся».
Боб был очень весел, похвалил работу жены и сказал, что, вероятно, она поспеет раньше воскресенья?
— Воскресенья! Стало быть, — ты наведывался сегодня туда, Роберт? — спросила жена.
— Да. Мне очень жаль, что тебя не было… место отличное — все зелень кругом… Впрочем, ты еще увидишь… я ему обещал, что буду ходить к нему гулять по воскресеньям… Бедный мой, милый мой ребенок! — крикнул Боб.
И без удержу залился слезами…
Торопливо вышел он из комнаты и поднялся в верхнее жилье, освещенное и убранное цветами по-праздничному. Против кровати мертвого ребенка стояло кресло и — казалось, только что только встал с него кто-то. Боб присел, в свою очередь, посидел и встал, встал, поцеловал холодное, милое личико и спустился вниз…
Быстро-быстро умчал Скруджа из этой комнаты призрак и нигде не останавливался, пока сам Скрудж не сказал:
— Постойте!.. вот двор и дом, давно мне знакомые… позвольте мне посмотреть — чем я должен быть?
Призрак остановился; но рука его была вытянута по другому направлению.
— Да ведь вот где дом, — заметил Скрудж, — зачем же вы меня маните дальше?
Неумолимый палец призрака не изменял своего положения. Скрудж поспешно побежал к окну своей конторы и заглянул внутрь: контора и осталась конторой, — только не его. И меблировка была другая, и в креслах сидел не он. Призрак все указывал рукою куда-то…
