товъ». Многими упражненіями я добился даже того, что могъ съ момента моего приближенія къ столу и до момента, пока писецъ соблаговолитъ заговорить со мной, простоять все время на одной ногѣ, мѣняя ее не больше двухъ или, въ самомъ крайнемъ случаѣ, трехъ разъ. Но тутъ я стоялъ такъ долго, что пришлось перемѣнить ногу четыре раза. Тогда я обратился къ одному изъ писцовъ, занятыхъ чтеніемъ газеты, и спросилъ:
— Г. сіятельнѣйшій шелопай, позвольте узнать, гдѣ же самъ паша?
— Что вы хотите этимъ сказать, сударь? Про кого вы говорите? Если вы разумѣете правителя дѣлъ, такъ онъ вышелъ…
— Но онъ посѣтитъ сегодня свой гаремъ?
Молодой человѣкъ съ минуту гнѣвно смотрѣлъ на меня, а затѣмъ опять принялся за газету. Я уже освоился съ привычками этихъ господъ и потому зналъ, что могу еще не терять надежды, если только онъ успѣетъ покончить съ чтеніемъ ранѣе прибытія почты съ новыми газетами изъ Нью-Іорка. Ему оставалось теперь просмотрѣть еще только двѣ газеты. По прошествіи достаточнаго времени, закончивъ это, онъ зѣвнулъ и спросилъ меня, что мнѣ нужно?
— Многославный и многочтимый гражданинъ! Около 10 октября…
— А, вы и есть человѣкъ съ контрактомъ о поставкѣ говядины! Покажите ваши документы.
Онъ взялъ ихъ и долгое время рылся въ своихъ бумагахъ. И наконецъ, ему удалось открыть то, что я, съ своей точки зрѣнія, могъ бы считать сѣверо-восточнымъ проходомъ: да! онъ нашелъ давно заброшенную справку касательно подряда о поставкѣ говядины, да! онъ достигъ вершины той скалы, о которую разбились на смерть всѣ мои предшественники, прежде чѣмъ успѣли до нея добраться. Я былъ глубоко взволнованъ и вмѣстѣ съ тѣмъ глубоко обрадованъ, ибо все-таки остался въ живыхъ. Голосомъ, дрожащимъ отъ волненія и признательности, я сказалъ:
— Дайте мнѣ эту справку. Теперь правительство приведетъ все дѣло въ порядокъ.
Но онъ отклонилъ эту просьбу, объяснивъ, что требуются еще кое-какія свѣдѣнія.
— Гдѣ нынѣ находится этотъ Джонъ Вильсонъ Мэкензи? — спросилъ онъ.
— На томъ свѣтѣ.
— Когда онъ умеръ?
— Онъ не умеръ, онъ былъ убить.
— Какъ?
