«польскаго пилигримства». Надобно, однако, отдать полную справедливость Пушкину, что онъ весьма бережливо и осторожно касался ранъ, наболѣвшихъ у поляковъ:
Въ боренье падшій невредимъ;
Враговъ мы въ прахѣ не топтали...
Мы не сожжемъ Варшавы ихъ;
Они народной Немезиды
Не узрятъ гнѣвнаго лица,
И не услышать пѣснь обиды
Отъ лиры русскаго пѣвца.
Одна только особенность невѣрно звучитъ въ этихъ стихахъ, какъ очевидная несообразность въ сравненіи— это намекъ по поводу Варшавы на сожженіе Москвы въ 1812 году. Мы готовы признать ее за простой lapsus calami. Вѣдь пожаръ Москвы приписывается не побѣдителямъ, и считался всегда чѣмъ-то въ родѣ баллады «Альпухара» въ поэмѣ «Валленродъ»; пожаръ приписывается самимъ жителямъ Москвы, а не взявшимъ ее французамъ. Самъ Пушкинъ прославлялъ не разъ этотъ пожаръ, какъ великій подвигъ со стороны русскихъ («Наполеонъ», «Рославлевъ»).
Мы сказали, какимъ образомъ сборникъ «На взятie Варшавы», былъ въ свое время принятъ въ русскомъ обществѣ всѣми, за исключеніемъ, впрочемъ, близкаго друга обоихъ поэтовъ, князя П. А. Вяземскаго отнесшагося, какъ извѣстно, къ тому сборнику весьма строго (см. Полн. собр. сочин., т. IX, 1884, стр. 156—159). въ слѣдующихъ словахъ: «Смѣшно когда Пушкинъ хвастается: мы не сожмемъ Варшавы ихъ. И вѣстимо, и вѣстимо потому что потомъ пришлось бы намъ застроить ее. Вы такъ уже сбились съ пахвей въ патріотическомъ восторгѣ что не знаете на чемъ рѣшиться, что у васъ Варшава, то непріятельскій городъ, то нашъ посадъ... Что за святотатство сочетать Бородино съ Варшавой? Какъ можно въ наше время видѣть поэзію въ бомбахъ, въ палисадахъ?.. Какая тутъ чертъ поэзія въ томъ что
