У богатаго мужика на стѣнѣ картина,
А у бѣднаго въ носѣ паутина.
— подпѣвалъ Крюднеръ. А затѣмъ хоръ подхватывалъ:
Совайся, Ничипоре, совайся.
Можно между прочимъ понять, что праздная молодежь отъ скуки сбиралась къ Крюднеровой гитарѣ, но нельзя понять, зачѣмъ у Крюднера по временамъ появлялся небольшаго роста толстоватый фурштадтскій офицеръ Ѳеофилъ Николаевичъ Троцкій. Съ темными волосами, коротко остриженными и, по причинѣ выступающихъ сѣдинъ, цвѣта перца съ солью, Ѳеофилъ Николаевичъ напрасно старался синими очками закрыть огромное бѣльмо на правомъ глазу.
Невзрачная эта фигура вѣроятно внушила Крюднеру музыкальное славословіе, зачастую распѣваемое хоромъ подъ гитару и въ отсутствіе Ѳеофила Николаевича. Но когда послѣдній попадалъ въ молодую компанію, Крюднеръ считалъ для себя обязательнымъ, взявши гитару, торжественнымъ голосомъ возглашать: „посвящается рабъ Божій Ѳеофилъ въ циклопы“.
При этомъ возгласѣ Ѳеофилъ Николаевичъ вставалъ и, дѣлая попытки уйти, говорилъ: „оставьте, господа, оставьте пожалуйста“.
Но каждый разъ бывалъ насильно удерживаемъ и выслушивалъ словословіе до конца.
Вслѣдъ за торжественнымъ возгласомъ, подъ мелкіе щипки гитары, Крюднеръ отчетливо выговаривалъ:
Не военный и не штатскій,
Просто сѣренькій фурштадтскій,
Троцкій молодецъ!
Послѣдній стихъ громогласно повторялся хоромъ.
Не мущина и не баба,
Просто сѣренькая жаба,
Троцкій молодецъ!
Не въ Крыловѣ, не въ Левадѣ,
Просто сѣренькій въ оградѣ,
Троцкій молодецъ!
