преподавать не могут, если бы даже она им была известна, чего на самом деле нет. Истинная философия, стало быть, еще может, пожалуй, существовать, но истинная религия невозможна: я разумею „истинный“ в истинном и подлинном значении слова, а не просто в смысле иносказательном или аллегорическом, как ты это изобразил, — смысле, в каком, напротив, всякая религия будет истинной, только в различной степени. Но во всяком случае бесконечно запутанному сплетению блага и зла, искренности и фальши, доброты и злобы, благородства и низости, какое повсюду являет перед нами мир, вполне соответствует, что важнейшая, высшая и священнейшая истина не может найти себе выражения иначе, как в смешении с ложью, и даже, так как последняя сильнее действует на человека, должна заимствовать у нее свою силу и выступать на свет под ее покровом, в виде откровения. Можно даже смотреть на этот факт как на символ морального мира. Нам не хочется однако отказаться от надежды, что человечество со временем достигнет такой зрелости и развития, что будет в состоянии, с одной стороны — производить истинную философию, а с другой, воспринимать ее. Ведь simplex sigillum veri: голая истина должна быть столь простой и удобопонятной, чтобы была возможность всем преподносить ее в ее истинном виде, не уснащая ее мифами и баснями (кучею лжи), — т. е. не надевая на нее личины религии.
Демофен. Ты не имеешь достаточного представления, насколько жалка у толпы способность понимания.
Филалет. Я и выражаю это только как надежду, но отказаться от нее я не могу. Тогда истина в простой и понятой форме столкнет, конечно, религию с ее места, которое последняя так долго занимала в качестве заместительницы, но этим именно и сохранила его открытым для нее. Тогда религия выполнит свое призвание, и ее роль будет закончена: она может тогда доведенное до совершеннолетия человечество предоставить себе, сама же с миром исчезнуть. Это будет эвтаназией религии. Но пока она существует, у нее два лица: лицо истины и лицо обмана. Смотря по тому, на какое из них мы обращаем свои взоры, религия привлекает к себе нашу любовь или нашу вражду. Таким образом, в ней надлежит видеть необходимое зло, необходимость которого обусловливается жалкой слабостью ума у значительного большинства людей, неспособных понимать истину и потому, под давлением настоятельной потребности, нуждающихся в ее суррогате.
Демофен. Поистине, можно бы подумать, что истина уже в вполне готовом виде лежит у вас, господ философов, и все дело теперь только в том, чтобы понять ее.
Филалет. Если мы ею не обладаем, то это главным образом надо приписать тому гнету, под каким во все времена и во всех
