не решаюсь упреждать читателя в окончательном решении этого вопроса, что даже у Софокла мы встречаем на этот счет два диаметрально противоположных изречения:
Πολλῳ το φρονειν ευδαιμονιας πρωτον ὑπαρχει.
(„Ум — несомненно первое условие для счастья“.)
но:
Εν τῳ φρονειν γαρ μηδεν ἡδιστος βιος.
(„В отсутствии мыслей — наиболее сладкая жизнь“.)
Так же расходятся между собою философы В. З.:
„Жизнь глупца горше смерти!“
(του γαρ μωρου ὑπερ ϑανατου ζωη πονηρα.)
и:
„Приумножающий знание приумножит и скорбь“.
(ὁ προστιϑεις γνωσιν, προσϑησει ἀλγημα.)
Однако я должен упомянуть здесь, что выражение филистер, свойственное исключительно немецкому языку, заимствованное из студенческой жизни, но потом получившее себе высший смысл, хотя все-таки аналогичный первоначальному,как противоположность питомцу муз, — это выражение обозначает, именно человека, который, вследствие строгой и отмеренной нормальности своих интеллектуальных сил, лишен всяких духовных потребностей. Именно, он есть и остается ἀμουσος ἀνηρ („человек, чуждый муз“). Правда, с более высокой точки зрения, я бы дал филистерам такое определение, что это люди, все время самым серьезным образом занятые реальностью, которой на самом деле нет. Но такое определение, имеющее уже трансцендентальный характер, не годится для популярной точки зрения, принятой мною в этом трактате, и потому, быть может, не всем моим читателям будет и понятно. Первое же определение легче для понимания и достаточно характеризует сущность дела, корень всех свойств, отличающих филистера. Итак, это человек без духовных потребностей. А отсюда уже вытекают разного рода выводы. Во-первых, что касается его самого, он остается без духовных наслаждений, — по приведенному уже правилу: il n’est de vrais plaisirs qu’avec de vrais besoins („нет истинных удовольствий без истинных нужд“). Никакое влечение к познанию и уразумению, ради них самих, не
