новую соль. Различие между метемпсихозой и палингенезией, принятое Сервием, комментатором Виргилия, и вкратце, приведенное в Wernsdorffii dissertat. de. metempsychosi, p. 48, очевидно ложно и не заслуживает внимания.
Из Spence Hardy’s Manual of Buddhism (p. 394—96, с которыми cp. p. 429, 440 и 445 той же книги), а также из Sangermano’s Burmese empire, р. 6. и из Asiat. researches, Vol. 6, p. 179 и Vol. 9, p. 256, видно, что в буддизме, по вопросу о бессмертии, существуют как экзотерическое, так и эзотерическое учения: первое и есть метемпсихоза, именно в браманизме, второе же — несравненно более трудная для понимания палингенезия, которая весьма совпадает с моим учением о метафизической неизменности воли при чисто-физических свойствах и соответствующей им преходимости интеллекта. — Παλιγγενεσια встречается уже в Н. З.
Если мы, чтобы глубже вникнуть в тайну палингенезии, примем во внимание также 43-ю главу второго тома основного моего произведения, то дело, по-видимому при более близком рассмотрении, окажется таким, что мужской пол служит во все времена хранителем воли, а женский — интеллекта человеческого рода, вследствие чего род этот и сохраняет свое неизменное постоянство. Сообразно с этим каждый заключает в себе отцовскую и материнскую составную часть; части эти разъединяются смертью, подобно тому как были соединены рождением, и смерть, таким образом, является концом индивидуума. Это и есть тот индивидуум, смерть которого мы так оплакиваем, чувствуя, что он действительно погибает, ибо он был простым соединением, которое уничтожается навеки. — При всем том мы не должны, однако, забывать, что наследственность интеллекта от матери не столь решительна и безусловна, как наследственность воли от отца, вследствие второстепенной и чисто-физической сущности интеллекта и совершенной его зависимости от организма, не только по отношению к мозгу, но и ко всему прочему, как я это обстоятельно показал в упомянутой выше главе. — Здесь следует еще кстати упомянуть, что хотя я схожусь во мнениях с Платоном, поскольку и он различает в так называемой душе смертную и бессмертную части, однако он впадает в диаметральную противоположность со мною и с истиной, принимая, по примеру всех предшествовавших мне философов, интеллект за бессмертную часть, волю же, это седалище желаний и страстей, за смертную, — как то видно из Тимея (р.р. 386, 387 et 395, ed. Bip.). То же самое устанавливает и Аристотель[1].
- ↑ В книге De anima (I, 4 p. 408) с самого начала проскальзывает мимоходом задушевное его мнение, что νους и есть собственно душа и что он бессмертен — что̀ он доказывает ложными доводами. Ненависть и Любовь относятся де не к душе, а к ее органу, тленной части!
