его отвлекает, рассеивает, оглушает и меньше всего делает восприимчивым к священному, таинственному, задушевному языку звуков. Все это, следовательно, как раз противодействует достижению музыкальной цели. К этому надо еще прибавить балет, зрелище, часто больше рассчитанное на чувственность, чем на эстетическое чувство, и которое притом по ограниченности своих средств и происходящей отсюда монотонности скоро надоедает и, значит, вредно действует на наше терпение, особенно при томительном, занимающем часто не одну четверть часа, повторении одной и той же невысокого сорта плясовой мелодии, так утомляющем и притупляющем музыкальное чувство, что для последующих более серьезных и высоких музыкальных впечатлений у него уже не остается восприимчивости.
Еще допустимо, пожалуй, — хотя настоящее музыкальное чувство этого и не требует, — когда к чистому языку звуков, несмотря на то, что он, самодовлея, в помощи не нуждается, присоединяют или под него подставляют слова и даже наглядно изображенное действие, для того чтобы и нашему интуитивному и рефлектирующему интеллекту, который не любит оставаться праздным, тоже дать легкое и аналогичное занятие. Этим внимание к музыке даже поддерживается, а то, что звуки говорят на языке сердца, языке очень общем и безо́бразном, наглядно поясняется с помощью образа, являющего как бы схемою или примером к общему понятию. Такое пояснение даже может усиливать впечатление от музыки. Но все это не должно переходить границ строгой простоты, иначе будет действовать в направлении как раз обратном музыкальной цели.
Большое число вокальных и инструментальных голосов в опере, правда, производит музыкальное действие; но повышение действия на расстоянии между простым квартетом и стоголосыми оркестрами вовсе не пропорционально умножению средств, так как, ведь, аккорд не может иметь больше трех тонов — в одном только случае четыре, — а интеллект больше этого не может одновременно воспринимать, во скольких бы голосах, в различнейших октавах зараз, эта 3 или 4 тона ни звучали. — Этим объясняется, что хорошая, только в четырех голосах исполненная музыка иногда может действовать на нас сильнее, чем вся opera seria, которой суть она передает, — совершенно так же, как гравюра иногда действует сильнее, чем масляная картина. Что́ главным образом умаляет действие квартета, это — то, что ему недоступно широкое расположение гармонии, т. е. что между басом и низшим из трех верхних голосов он не располагает расстоянием в две или более октав, тогда как в распоряжении оркестра — расстояние, начиная от низших нот контрбаса. Именно поэтому и действие оркестра в свою очередь чрезвычайно по-
