и мы, абстрактно излагая здесь ее сущность и лежащее в ее основе познание, вместе с тем этически исправляли бы каждого, кто нас понял бы. Но это совсем не так. Напротив, этическими лекциями или проповедями так же нельзя создать добродетельного человека, как все эстетики, начиная с аристотелевской, никогда не могли породить поэта. Ибо для истинной и внутренней сущности добродетели понятие бесплодно, как оно бесплодно и для искусства, и может быть полезно только в совершенно подчиненной роли, в качестве орудия для осуществления и сохранения того, что познано и решено другим путем. Velle non discitur. В действительности, на добродетель, т. е. на благость помыслов, отвлеченные догматы не имеют влияния: ложные ей не мешают, истинные едва ли помогают. Поистине, было бы очень дурно, если бы главное в человеческой жизни — ее этическая, вечная ценность — зависело от чего-нибудь такого, достижение чего столь сильно подвержено случайности, — каковы догматы, вероучения, философемы. Догматы имеют для нравственности только то значение, что человек, уже добродетельный вследствие иного познания (мы сейчас его выясним), получает в них схему, формуляр, по которому он дает своему разуму большей частью только фиктивный отчет о своих неэгоистических поступках, — но сущности последних этот разум, т. е. он сам, не понимает: он приучил свой разум удовлетворяться этим отчетом.
Правда, на поведение, на внешнюю деятельность, догматы могут иметь сильное влияние, как и привычка и пример (последний — оттого, что обыкновенный человек не доверяет своему суждению, слабость которого он сознает, а следует только собственному или чужому опыту); но самые помыслы от этого не меняются[1]. Всякое отвлеченное знание дает только мотивы, — а мотивы, как показано выше, могут изменять только направление воли, а не ее самое. Всякое же знание, доступное передаче, может действовать на волю только в качестве мотива: поэтому, как бы догматы ни склоняли волю, все-таки то, чего человек хочет истинно и вообще, остается тем же: новыми мыслями он обогатился только о путях, на которых это достижимо, и фиктивные мотивы руководят им наравне с действительными. Поэтому, например, по отношению к этическому достоинству человека безразлично, делает ли он богатые дары неимущим, в твердом
- ↑ Это, сказала бы церковь, только opera operata, которые нисколько не помогают, если благодатью не будет дарована вера, ведущая к возрождению. Об этом дальше.
