М. М. Щербатова сдѣлано множество вставокъ и поправокъ. Почеркъ князя крайне мелокъ, не разборчивъ, самая рукопись отъ времени или отъ того, что въ прежнее время долго лежала в сырости, сильно порыжѣла и мѣстами, къ счастью только по угламъ, прогнила. Печатаемъ мы это сочиненіе съ особенною тщательностью не только дословно, но даже съ сохраненіемъ мѣстами особенно характеристическихъ особенностей правопісания исторіографа; кромѣ того — мы возстановляемъ въ примѣчанияхъ тѣ слова, корорыя зачеркнуты авторомъ, впрочемъ большею частью только для исправленія слога.
Здѣсь не мѣсто представлять критичечкій разборъ этого исторического памятника: важный — по фактамъ, записанныхъ очевидцемъ правдивымъ и весьма ученымъ, онъ интересенъ и по тѣмъ своеобразнымъ до нелѣпости, до полнаго обскурантизма взглядамъ и выводамъ, къ которымъ приходитъ авторъ. Нелѣпость эта до того очевидна, что самая мрачная картина фактовъ, освѣщенная кн. М. М. Щербатовымъ с его особой точки зрѣнія, отнюдь не можетъ и не должна смущать самыхъ чепорныхъ и щепетильныхъ читателей, тѣмъ болѣе, что излагаемые факты имѣли мѣсто болѣе ста лѣтъ тому назадъ. При томъ особенно мрачные факты, именно тѣ, которые кн. М. М. внесъ въ свои записки со словъ других, по устнымъ разсказамъ или по преданіямъ, должны быть принимаемы не безъ осторожности.
Взирая на нынѣшнее состояніе отечества моего, съ таковымъ окомъ, каковое можетъ имѣть человѣкъ, воспитанный по строгимъ древнимъ правиламъ, у коего страсти уже лѣтами въ ослабленіе пришли, а довольное испытаніе подало потребное просвещѣніе, дабы судить о вещахъ, не могу я не удивиться, въ коль краткое время повредилися повсюдно нравы въ Россіи. Во истину могу я сказать, что если вступя позже другихъ народовъ въ путь просвещѣнія, и намъ ничего не оставалось болеѣ какъ благоразумно послѣдовать стезямъ прежде просвещѣнныхъ народовъ; мы подлинно в людскости и в нѣкоторыхъ других вещахъ, можно сказать удивительные имѣли успѣхи и исполинскими шагами шествовали к поправленію наших внѣшностей; но тогда же гораздо съ вящей скоростію бѣжали къ поврежденію нашихъ нравовъ, и достигли даже того, что вѣра и божественный законъ въ сердцах нашихъ истребились, тайны божественныя въ презрѣніе впали, гражданскія узаконенія пркзираемы стали; судіи во всякихъ дѣлахъ не толь стали стараться, объясня дѣло, учинить свои заключенія на основаніи узаконеній, какъ о томъ, чтобы, лихоимственно продавая правосудіе полу-
