стоинства нашего свода с иностранными уложениями. В своде есть те же главы и те же разделы, как и в уложениях, есть даже их и больше, но в сих главах и в сих разделах недостает весьма многих существенных статей, не определено многих весьма важных случаев. Так, например, у нас, как и везде, есть глава о духовных завещаниях; но у нас она вся заключается в 90 статьях, а во французском уложении она составляет 161, в австрийском — 175, в прусском — 616, и все сии статьи не суть лишние какие-либо подробности, но правила важные, необходимые. Другой пример: глава об опеке и попечительстве у нас составляет 35 статей, а во французском уложении — 126, в австрийском — 97, в прусском — 1,007. Подобные сему примеры можно указать, если не в каждой главе, то почти в каждом разделе.
Следовательно, сколько объем свода нашего обширен и полон, столько составные его части недостаточны и скудны.
Сие и быть иначе не могло. Гражданские законы нигде не были произведением умозрения. Они везде возникали от дел и случаев. Следовательно, чем более дел, чем жизнь государства была продолжительнее, чем круг его действия обширнее, тем гражданские его законы обильнее, тем состав их полнее. Сто семьдесят пять лет гражданского нашего законодательства[1] есть эпоха весьма краткая в сравнении с другими[2]. Прибавить к сему должно, что другие народы вступили в гражданскую жизнь с великим наследством; мы, напротив, мы ничего почти не наследовали от римлян, и весьма мало от греков. Все богатство наше в сем роде есть наше собственное, благоприобретенное. Справедливее можно дивиться тому, чтó мы имеем, нежели тому, чего у нас нет. Дополнить недостающее, довершить недоконченное, дать каждому предмету законодательства надлежащую его полноту и пространство, — есть дело уложения. Оно будет тем лучше, чем своды, на коих оно основано, будут совершеннее.
