пѣшками въ рукахъ князя Сергѣя Кочубея. Первый заказъ, какой я получилъ отъ этой смущенной толпы — заключался въ томъ, чтобы изготовить скорѣе и ловчѣе такую бумагу правительству, которая бы положительно выражала, что, по такимъ-то и такимъ благовиднымъ причинамъ, комитетъ не находитъ возможнымъ долѣе существовать и дѣйствовать; что поэтому онъ совершенно закрылся и разошелся; что его уже не существуетъ на свѣтѣ и что ему даже и отвѣчать не нужно. Составленный въ этомъ смыслѣ проектъ былъ предметомъ головоломныхъ соображеній моихъ достославныхъ членовъ, и главная цѣль этихъ соображеній была та, чтобы устранить всякую возможность получить вновь какую бы то ни было бумагу отъ графа Клейнмихеля. Даже самъ Демьянъ Кочубей, который долженъ былъ подписать этотъ роковой проектъ, пустился собственноручно въ редакціонныя хитрости и корпѣлъ надъ нимъ нѣсколько дней.
Я видѣлъ, что дѣло, а съ нимъ и всѣ мои разсчеты погибли, и могъ бы тотчасъ отступиться отъ него, какъ только прогнали изъ Петербурга князя Кочубея. Но это казалось мнѣ безчеловѣчно относительно моихъ стариковъ и не совсѣмъ прилично порядочному человѣку, а потому я остался послѣднимъ на развалинахъ этого шумнаго предпріятія, такъ что, когда знаменитая бумага, сочиненная и пересочиненная, писанная и переписанная, наконецъ, была готова, я имѣлъ столько самоотверженія, что лично отвезъ ее въ канцелярію Клеймихеля и лично же вручилъ знаменитому нѣкогда Заикѣ, бывшему тогда директоромъ этой канцеляріи.
Похоронивъ это дѣло, я далъ себѣ слово не входить уже затѣмъ никогда, ни подъ какимъ видомъ, рѣшительно ни въ какія частныя предпріятія, тщету и комическую сторону которыхъ я такъ близко и хорошо видѣлъ. Я нисколько не сожалѣлъ о массѣ труда, на эти два предпріятія мною потраченнаго: онъ имѣлъ свою хорошую моральную сторону, во-первыхъ, ознакомивъ меня съ этой отраслью дѣятельности и, во-вторыхъ, еще болѣе укрѣпивъ во мнѣ увѣренность въ моихъ силахъ. Взамѣнъ всякихъ матеріальныхъ выгодъ, я наслѣдовалъ только нѣсколько томовъ писаной бумаги. Смотря на томы, относящіеся къ Южной желѣзной дорогѣ, я не могъ не остановиться на слѣдующемъ соображеніи: если мой
