какъ будто, уже стоявшаго нѣмца, — какъ неправду! Да мы же послѣ того вмѣстѣ обѣдали и чай пили, и ты, с. с., пѣсни пѣлъ!
— Псолѣ чего? — спросили у него, и просвѣтитель такъ и остался съ разинутымъ ртомъ, чѣмъ насмѣшилъ всю компанію.
Я не знаю, какъ вели себя обвиняемые на слѣдствіи, но помню, что дѣло было рѣшено въ уголовной палатѣ и выше не пошло. Просвѣтитель и Каленовъ были приговорены къ домашнему аресту, первый на три, а второй — на полтора мѣсяца, а о князѣ П. П. сужденія не было за отсутствіемъ жалобы со стороны потерпѣвшаго. Скоро какъ-то послѣ этого мнѣ довелось исправлять должность совѣтника губернскаго правленія, и тамъ мнѣ попалось это дѣло, не помню теперь, для какой надобности туда присланное. Изъ любопытства я пробѣжалъ его и, между прочими бумагами, нашелъ нѣмецкое письмо петербургскаго генералъ-суперъ-интендента къ министру внутреннихъ дѣлъ, въ которомъ почтеннѣйшій пастырь энергически выражалъ справедливое негодованше и высказывалъ удивленіе по поводу того, что въ Россійскомъ государствѣ еще могутъ совершаться подбныя дѣла. Письмо это, кажется, было прислано министромъ губернатору, но я не могу припомнить, для чего именно.
Вскорѣ я оставилъ службу и жилъ довольно долго въ моей Бѣльской деревнѣ, и мы съ Калеовымъ не видѣлись нѣсколько лѣтъ подрядъ. Мнѣ, впрочемъ, было извѣстно, что за это время онъ былъ избираемъ мировымъ судьею и губернскимъ гласнымъ, но когда я встрѣтилъ его потомъ опять въ губернскомъ городѣ, то онъ, на только-что происходившихъ земскихъ выборахъ, уже былъ забаллотированъ въ обн эти должности.
(Продолженіе будетъ).
