—- 486 —
датедь Соломонова кольца, тотчасъ ироникалъ въ смыслъ прекрасная селяма, сердце его ликовало отъ радости, онъ цѣловалъ каждый цвѣтокъ и смѣялся такъ, что слезы теклп ну, его длинную бороду.
Я не преемникъ пророка, не обладаю и Соломоновымъ кольцомъ, нѣтъ у меня и длинной бороды; но я утверждаю, что прекрасный селямъ, привезенный намъ Декамомъ съ востока, я понимаю грраздо лучше всѣхъ евнуховъ, вмѣстѣ съ ихъ кизляръ-агою, этимъ оберъ-знатокомъ, посредникомъ-факторомъ въ гаремѣ искусства. Болтовня этихъ кастриро-ванныхъ знатоковъ для меня рѣшительно невыносима, особенно, когда въ ней всѣ традиціонныя формулы и благона-мѣренные совѣты юнымъ художникамъ и жалкое указаніе на натуру, и опять натуру, и все одну только натуру.
Въ искусствахъ я супернатуралистъ. Я думаю, что ху-дожникъ не можетъ найти цѣликомъ въ природѣ всѣ свои типы, но что типы важнѣйшіе, какъ прирожденная символика прирожденныхъ идей, какъ бы по откровенію являются въ его душѣ. Одинъ новѣйщій эстетикъ, написавшій «Итальянскія Изслѣдованій», старался возставовить старый принципъ подражанія природѣ, доказавъ, что нластическій художникъ долженъ заимствовать всѣ свои типы изъ природы. Выдвигая такой верховный принципъ для пластиче-скихъ искусствъ, этотъ эстетикъ упустилъ изъ виду одно изъ первобытнѣйпшхъ между этими искусствами—архитектуру, типы которой вздумали теперь отыскивать въ тѣни-стыхъ лѣсахъ и скалистыхъ пещерахъ, но, конечно, не нашли тамъ. Они лежали не во внѣшней природѣ, а въ душѣ человѣка.
Критику, который въ картинѣ Декама не видитъ натуры и который находить, что лошадь гаджи-бея закидываетъ ноги неестественно, а люди его бѣгутъ такъ же ненатурально, художникъ можетъ смѣло отвѣчать, что онъ во всемъ этомъ былъ вѣренъ своей фантазіи и своему внутреннему видѣ-нію. Въ самомъ дѣлѣ, темныя фигуры на свѣтломъ фонѣ сами собою выходятъ какъ видѣнія, точно отдѣляются отъ земли и должны быть, пожалуй, написаны нѣсколько нема-теріальнѣе, сказочно воздушнѣе. Смѣсь звѣриныхъ формъ съ человѣческими въ фигурахъ на этой картинѣ еще болѣе требуетъ этого характера; въ самой этой смѣсй дышишь уже тотъ древній юморъ, который уже греки и римляце умѣли выражать въ безчисленномъ количествѣ уродливыхъ
изо-браженій, какія намъ забавно видѣть на стѣнахъ Герку-