походке и осанке, который рядом с желтым, безбородым старичком в фризовой шинели подошел под арку Сухаревой башни.
— Ей Богу, Безухов, в кафтане, с каким-то старым мальчиком. Ей Богу, — говорила Наташа, — смотрите, смотрите!
— Да нет, это не он. Можно ли, такие глупости!
— Мама, — кричала Наташа, — я вам голову дам на отсечение, что это он. Я вас уверяю. Постой, постой, — кричала она кучеру; но кучер не мог остановиться, потому что из Мещанской выехали еще подводы и экипажи, и на Ростовых кричали, чтоб они трогались и не задерживали других.
Действительно, хотя уже гораздо дальше чем прежде, все Ростовы увидали Пьера или человека необыкновенно похожего на Пьера, в кучерском кафтане, шедшего по улице с нагнутою головой и серьезным лицом, подле маленького безбородого старичка, имевшего вид лакея. Старичок этот заметил высунувшееся на него лицо из кареты и, почтительно дотронувшись до локтя Пьера, что-то сказал ему, указывая на карету. Пьер долго не мог понять того, чтò он говорил; так он видимо погружен был в свои мысли. Наконец, когда он понял его, посмотрел по указанию и, узнав Наташу, в ту же секунду, отдаваясь первому впечатлению, быстро направился к карете. Но, пройдя шагов десять, он, видимо, вспомнив что-то, остановился.
Высунувшееся из кареты лицо Наташи сияло насмешливою ласкою.
— Петр Кирилыч, идите же! Ведь мы узнали! Это удивительно! — кричала она, протягивая ему руку. — Как это вы? Зачем вы так?
Пьер взял протянутую руку и на ходу (так как карета продолжала двигаться) неловко поцеловал ее.
— Чтò с вами, граф? — спросила удивленным и соболезнующим голосом графиня.
— Чтò? Чтò? Зачем? Не спрашивайте у меня, — сказал Пьер и оглянулся на Наташу, сияющий радостный взгляд которой (он чувствовал это, не глядя на нее) обдавал его своею прелестью.
— Чтò же вы, или в Москве остаетесь? Пьер помолчал.
— В Москве? — сказал он вопросительно. — Да, в Москве. Прощайте.
— Ах, желала бы я быть мужчиной, я бы непременно осталась
