— Я вам говорю, поезжайте сейчас же, сейчас же, или я сию минуту скажу графу и напишу брату.[1] Вы губите, неужели в вас нет человеческого чувства любви к матери, к сестре. — Она заплакала, у Анатоля не было этого чувства. Но он поверил, что оно могло быть. Он заплакал и уехал. Наташа рыдала, не ела, приняла яд и обожала Анатоля.
Вскоре после этого было получено письмо от Nicolas, он ехал из минской деревни и встретил полк. Он не может оставить отечество в опасности, враг перешел границу. Всё равно я оставил бы вас. Теперь меньше горя. Отечество прежде интересов. Дом продастся и всё поправится. А коли Россия погибнет, то ничего не нужно. Россия погибнет, а я буду считать прикащиков, я умру от позора.
Князь Андрей возвращается из Крыма и узнает измену Наташи. Озлобление на весь мир. Столкновения с отцом в отдельном имении.
В Москве ездит по гостиным и злословит.
Конец 3-й части.
В Москве видит Pierr'a упавшего и сбирающегося ехать к Ростовым.
12-й год.
1-я часть. Петербург. Москва. Деревня.
За границей, Петербург, Москва, Аустерлиц.
2-я часть. ⟨Обед в клубе и Тильзит⟩, смерть.
Сватовство заочное Nicolas. Юродство к[няжны] М[арьи] и говенье Наташи. Старик желает смерти — так уже всё неясно стало.
Москва, в Смоленске Дол[охов] жжет. В Москве в собраньи.
- № 140 (рук. № 89. T. II, ч. 5, гл. VIII—X).
⟨Был бенефис любимой московской публикой итальянской певицы.[2] Театр должен был быть полон. На морозе с обледенелыми усами стояли жандармы, визжа одна за другой подъезжали кареты, и нарядные дамы, спеша, с озабоченным видом служительниц храма, пробегали по холодным сеням в двери, которые сами отворялись перед ними. Элегантные мущины, военные и штатские, оглядывали дам, и в зимних платьях, по припомаженным волосам, выказывая праздничность, обходили и сторонились перед дамами. Веселые компании купцов, мещан, лакеи шумно пробегали по задним лестницам. Снимались в коридорах шубки, салопы с дам (лица дам при этом делались еще торжественнее)
