Щербинин,[3] имея на то разрешение своего генерала,[4] взял конверт. Ему не хотелось будить Коновницына, на которого было страшно смотреть с вечера, так он был болен. Он только что заснул и спал крепко. В комнате было темно.
— Да в чем дело? — спросил Щербинин шопотом.
Болховитинов запыхавшимся голосом рассказал, как по всем донесениям очевидно, что Наполеон вышел из Москвы и уже прошел Фоминское, направляясь к Малому Ярославцу. Щербинин, не отвечая,[5] встал,[6] босиком подошел к печурке, где у него были сернички. Денщик вырубил огня.
— Ах, проклятые! Как я этих прусаков терпеть не могу, — сказал Щербинин.
При свете искор Болховитинов видел в переднем углу спящего человека в ночном колпаке. Когда сернички загорелись о трут, Щербинин зажег сальную свечку, с подсвечника которой, побежали облеплявшие [? ] ее прусаки, и осмотрел вестника. Болховитинов был весь в грязи, и рукавом, обтираясь, размазывал себе лицо.
— Да кто доносит? Дохтуров. Кажется, Дохтуров. Нечего делать, надо будить. — Щербинин подошел и тронул рукой Коновницына. Красивое, твердое, но бледное лицо поднялось тотчас же.
- ↑ Зачеркнуто: подвига
- ↑ Зач.: Но к несчастию
- ↑ Зач.: встал и
- ↑ Зач.: распечатал
- ↑ Зач.: распечатал
- ↑ Зач.: достал из печурки