Потомъ, когда все это было устроено, священникъ надѣлъ парчевый мѣшокъ съ дырой для головы и прокричалъ[4] что то непонятное; и тогда дьячекъ, вмѣсто того чтобы читать скороговоркой, какъ прежде, началъ, напротивъ, пѣть, такъ растягивая слова, что никакъ нельзя было понять, чего онъ собственно хочетъ. Кромѣ дьячка, также на распѣвъ растягивали слова выбранные для того арестанты.[5] Иногда пѣвцы замолкали, и тогда священникъ кричалъ изъ за перегородки непонятныя слова и[6] опять начиналось пѣніе. Потомъ, послѣ того какъ было прочтено изъ Апостоловъ и изъ Евангелія одно изъ самыхъ ненужныхъ и неимѣющихъ никакого отдѣльнаго значенія мѣстъ такимъ голосомъ, что ничего нельзя было понять, задернулась занавѣска, и священникъ что-то усиленно хлопоталъ за перегородкой, точно онъ натуживался. Хоръ же и дьячекъ запѣли самую непонятную, а если растолковать ее, то глупую пѣсню, и тутъ всѣ стали падать на колѣни и вздыхать. Вообще,
- ↑ Зачеркнуто: длинноволосый человѣкъ
- ↑ Зач.: и Василія Великаго
- ↑ Зач.: Многіе арестанты платили за это.
- ↑ Зач.: «Благословенно царство отца и сына и св. духа, нынѣ и присно».
- ↑ Зач.: И это пѣніе доставляло всѣмъ удовольствіе.
- ↑ Зач.: ему отвѣчали пѣніемъ еще болѣе непонятныхъ словъ. Иногда пѣніе останавливалось, и священникъ кричалъ что то тонкимъ голосомъ изъ за перегородки. Всѣ въ нѣкоторыхъ мѣстахъ, какъ священникъ такъ и присутствующіе, начинали особенно часто креститься и кланяться, и все сѣрое море арестантскихъ халатовъ усиленно колебалось, нѣкоторые даже становились на колѣни, гремя цѣпями.