дорогие обеды, и всякие закуски и вина, и полна конюшня самых лучших лошадей. И все это так прискучило ему, что он целый день сидел в своих богатых палатах и вздыхал и жаловался на скуку. Только ему и было дела и радости, что еда. Просыпался он, ждал завтрака, от завтрака ждал обеда, от обеда — ужина. Но и этой утехи он скоро лишился. Ел он так много и так сладко, что испортился у него желудок, и позыва на еду не стало. Призвал он докторов. Доктора дали лекарство и велели ходить каждый день по два часа.
И вот ходит он один раз свои положенные два часа и все думает о своем горе, что нет охоты к еде. И подошел к нему нищий.
— Подай, — говорит, — Христа ради бедному человеку.
Богач все о своем горе думает, что ему есть не хочется, и не слушает нищего.
— Пожалей, барин, — день целый не ел.
Услыхал богач про еду, остановился.
— Что ж, хочется есть?
— Как не хотеть, барин, страсть хочется.
«То-то счастливый человек», подумал богач. И позавидовал бедняку.
Бедные завидуют богачам, а богачи завидуют нищим.
Всем ровно. Бедным лучше тем, что бедные часто не виноваты в своей бедности, а богачи всегда сами виноваты в своем богатстве.
Жизнь аркадских пастушков и наша возлюбленная придворная жизнь обе нелепы и неестественны, хотя и привлекательны. Ибо никогда не может быть истинного удовольствия там, где удовольствия превращаются в занятия. Только отдохновения от занятия, редкие и краткие и без подготовки, бывают прочны и отличаются истинным вкусом.
Если человек, живя один, уволит себя от обязанностей борьбы с природой, он тотчас же казнится тем, что тело его погибает. Если же человек уволит себя от этой обязанности, заставляя других людей исполнять ее, то он тотчас же казнится тем, что душа его чахнет и погибает.
